Орест оставляет порез у него на ноге, и тот падает на колени, его руки обагряются кровью.

На площадку выходит Леон, помогает мальчишке подняться и промыть раны. Промеж зрителей пролетает шепоток, точно стайка летучих мышей, продирающихся сквозь ветви деревьев. Клитемнестра поворачивается к дочерям. В широко распахнутых глазах Ифигении одновременно читается ужас и облегчение; она крепко сжимает руку Хрисофемиды, хотя ее сестричка совсем не кажется напуганной. Лицо Электры мрачно, как штормовое море.

– Теперь он меня ненавидит? – Орест подходит к ней, всё еще сжимая в руках меч, с которого капает кровь. Он не сводит глаз с мальчика, пока Леон умывает того водой. Рана тянется от виска к подбородку – глубокий, яростный порез, который вскоре вздуется.

– Это неважно, – отвечает Клитемнестра. – В следующий раз он будет упорнее сражаться и лучше защищаться.

Орест кивает. Клитемнестра не прикасается к нему: она больше не может до него дотрагиваться, только не перед другими мальчиками, – но она обнимет его позже и скажет ему, что он сражался храбро. Согретая этой мыслью, она снова оборачивается к дочерям, но рядом с Ифигенией одна лишь Хрисофемида, насупившись, глядит на раненого мальчика. Электра куда-то испарилась.

Уроки музыки проходят в просторной комнате, что выходит во внутренний дворик. Пол внутри выложен белоснежным паросским мрамором, а потолок выкрашен в рубиново-красный цвет. Когда входит Клитемнестра, женщина с длинными черными волосами и крупными золотыми серьгами как раз раскладывает инструменты перед Ифигенией и Электрой. Клитемнестра замечает, что Электра хмурится – всё еще негодует после сцены на площадке.

– Уходи, – обращается Клитемнестра к наставнице, открывая сундук с лирами. – Сегодня я разучу с ними песню.

Ифигения с любопытством склоняет голову набок, а Электра хмыкает. Как только Клитемнестра касается пальцами струн, комнату наполняет переливчатая мелодия.

– Этой песне меня и моих сестер научила наша наставница в Спарте, – говорит она. – Вы ведь знаете историю о богине Артемиде и охотнике Актеоне?

Электра, прищурясь, буравит мать взглядом.

– Он подглядывал за ней, когда она купалась? – уточняет Ифигения. – И созвал всех своих товарищей-охотников посмотреть?

– Он был одержим своей похотью, как многие мужчины. Но Артемида наказала его и превратила в оленя.

Клитемнестра обращает взор на дочерей и начинает петь.

Глупец Актеон!

Думал он,

Что унизить богиню под силу ему.

Но глядите теперь:

Был охотник, стал зверь,

И вот

Он добыча своих же псов.

Ифигения беспокойно ерзает на табурете. Электра глядит бесстрастно и серьезно, точно ворон. «Мне нравятся истории об Артемиде, – сказала Елена, когда услышала эту песню в первый раз. – Она такая беспощадная, но по крайней мере никто и никогда не может причинить ей вред».

– Может быть, эти мужчины ничего бы ей не сделали, – говорит Клитемнестра. – Может быть, они просто хотели взглянуть на ее тело. Но вы слышали хоть одну историю, в которой мужчина повстречал бы обнаженную богиню и просто ушел прочь?

Ифигения качает головой.

– Благородно быть добрым и избавлять других от страданий. А еще это опасно. Иногда приходится усложнять жизнь другим, пока они не сделали невыносимой твою.

Следующие несколько дней, каждый раз, когда кого-то из мальчиков ранят, Клитемнестра учит их, как правильно очищать рану и какие травы помогут ее обеззаразить. Ей помогает Леон, а Ифигения и Электра каждый раз присоединяются к мальчикам. У Ифигении особенный талант: ее пальцы работают уверенно, но ласково, а память на нужные травы никогда не подводит. Она не останавливается ни перед чем, ее не смущают даже самые жуткие раны на головах.

Однажды утром, придя на тренировочную площадку, Клитемнестра и Леон видят, как Ифигения промывает какому-то мальчику коленку. Мальчишка весь взъерошенный, колени ободраны, волосы грязные – должно быть, он пришел из деревни за городскими стенами. Ифигения нагибается к нему, прикладывает к коленке мазь, одновременно насвистывая какую-то мелодию, чтобы его успокоить. Ее профиль в утреннем свете выглядит так нежно, что Клитемнестра не может подобрать слов, не хочет тревожить свою безупречную дочь.

Леон бросается к ним, прежде чем Клитемнестра успевает его остановить. Он опускается на колени рядом с Ифигенией и протягивает ей нужные травы. Она отвечает ему благодарной улыбкой, и его лицо озаряется, словно цветок на солнце.

– Мама, иди сюда! – зовет она, заметив Клитемнестру, нерешительно остановившуюся на краю площадки. – Я нашла его в деревне за цитаделью. Его укусила собака.

Клитемнестра подходит ближе. Она замечает полные обожания взгляды своей дочери и Леона, стоящих на коленях в пыли площадки. Агамемнон однажды сказал ей, что Леон сгорает от желания к ней, но он ошибся. Он жаждет не ее, а ее дочери. В ней тут же вскипает гнев, как случается всякий раз, когда кто-то пытается покуситься на ее дитя.

Но потом она видит, с каким вниманием он подает ей травы, как старается держаться на почтительном расстоянии, замечает его ласковый взгляд. Он не причинит ей вреда. Он просто хочет держаться к ней поближе, купаться в облаке ее света, ее тепла. Кому как не Клитемнестре понять его?

Пока один из соглядатаев Агамемнона докладывает о недавних сделках торговцев с троянцами, двери мегарона распахиваются. Клитемнестра смотрит, как бородатый воин тащит за собой сына, несмотря на все уговоры стражи подождать в аванзале. Высокий мальчик скалится, точно злобный пес, а из пореза на лбу по щеке стекает кровь и капает на сверкающий пол. Соглядатай замолкает и глядит на Агамемнона в ожидании указаний.

– Надо полагать, Эврибат, это твой сын, – говорит Агамемнон. Эврибат отвешивает поклон. У него широкие плечи и кожа цвета царского ореха.

– Да, мой господин. Его зовут Кир. Четырнадцати лет, самый быстрый бегун среди сверстников. – Он подходит ближе к трону, и соглядатай сразу же отступает в тень колонн у очага.

– И ты этим утром решил докучать мне, потому что твой сын получил рану? – с изумлением говорит Агамемнон, глядя на рассеченный лоб мальчика как на сущий пустяк.

Эврибат стискивает челюсти.

– Да, мой господин, он был ранен, но не во время занятий и не в мальчишеской драке. – Он колеблется. – Это сделали две девчонки.

Лицо Кира багровеет от унижения. Агамемнон проглатывает смешок и с нарастающим негодованием качает головой.

– Не отвлекай меня подобными делами. Найди девчонок и прикажи их высечь.

Едва он успевает произнести последнее слово, как два мужа – братья Кира с такими же злобными лицами – вводят в залу Ифигению и Электру.

Рука Клитемнестры тут же взлетает к кинжалу на поясе, и мужи отступают, выталкивая девочек вперед. Электра