как дитя – его нужно кормить, чтобы оно крепло, подпитывалось от горя, пока не разъярится, как бык, и не станет смертоносным, как ядовитое жало.

Решив, что мать заснула, Электра пододвигается ближе и пристраивает голову у нее на плече, хоть в комнате и стоит духота. Клитемнестра чувствует, как у нее начинает неметь рука, но не шевелится, боясь, что дочь отодвинется. Она притворяется, что спит, пока дыхание дочери не выравнивается. Когда Клитемнестра открывает глаза, дочь крепко спит, слегка приоткрыв рот; она так безмятежна, как не бывает никогда во время бодрствования. Скоро она проснется, и к ней вернутся ее настороженность и прозорливость. Но сейчас, спящая, с полуулыбкой на лице, она кажется счастливой и уязвимой, словно богиня, что случайно прилегла отдохнуть среди смертных.

Клитемнестра просыпается от шума ссоры. Стены комнаты купаются в солнечных лучах. Электра сидит на краю кровати, Эйлин поправляет ее пеплос, подбирая ткань на плечах заколками. Ифигения шагает по комнате туда-сюда и что-то говорит о соревнованиях по музицированию на лире, в которых Электра не желает участвовать.

Эйлин обменивается с Клитемнестрой недоуменными взглядами. Каждый день одно и то же. Хрисофемида играет с другими детьми из знатных семей, Орест тренируется с мальчишками, а Ифигения и Электра спорят и задирают друг друга. Они настолько разные, что время от времени Клитемнестра задается вопросом, как такие непохожие дети могли выйти из одного чрева. Миловидная Ифигения упряма, как растущий в пустыне цветок, преграды и запреты рассыпаются перед ее упорством, умом и резвостью, с которой она берется за любое дело, вселяя в окружающих обескураженный трепет. Электра смотрит на мир без подобной уверенности. Она никогда не бывает по-настоящему счастлива или довольна, словно ее изнутри пожирает червь, вселяя в нее непреходящий страх и отчаяние. Она всё время пытается забиться в самый дальний угол, спрятаться в самой дальней комнате, но в конце концов неизменно возвращается к Ифигении. Словно ей необходим пыл сестры, чтобы освещать мир вокруг, – но вместе с тем он напоминает ей, что без него ее жизнь была бы серой и затхлой.

Если торговцы к ней не идут, она должна пойти к ним сама. Она отправляется к ним поздно вечером в сопровождении своего самого верного стража – юноши с темными густыми волосами и глазами цвета янтаря. Леон служит ей уже несколько лет, с тех пор как выиграл в кулачном состязании, которое организовал ее муж. Он поверг противника в пыль, подошел к навесу, где сидели царь и царица, и преклонил колено перед Клитемнестрой. «Всё, чего я желаю, это служить вам, моя госпожа», – сказал он ей. Агамемнон расхохотался, а Клитемнестра позволила юноше поцеловать свою руку и ответила, что будет рада иметь такого стражника. Умный и преданный, он бы понравился Кастору. У нее в голове звучали слова брата: «Это большая редкость. Смекалистый и преданный, как пес. Такие люди под рукой всегда нужны».

Улицы в этот час гудят, жара стоит почти нестерпимая. Дети скачут, прыгают, играют в догонялки. Торговцы зазывают людей, выкрикивая призывы в кишащий мухами воздух. Клитемнестра и Леон сворачивают на боковую улочку, ведущую к дальним воротам, где дома тянутся вверх так высоко, что заслоняют солнце. В ноздри забивается запах мочи и рыбы.

– Ты уверен, что они здесь? – спрашивает Клитемнестра, когда они отступают в сторонку, чтобы пропустить старого раба, подгоняющего пару свиней.

– Да, госпожа, – отвечает Леон. – Я сам тут однажды бывал. Художники и торговцы всегда пьют здесь по вечерам.

Она доверяет ему прокладывать путь. Он сворачивает налево, в узкую аллею, заставленную винными бочонками, где уже не так сильно пахнет рыбой, а затем входит в темную комнату, освещенную тремя фонарями. Внутри никого нет, не считая женщины с длинными волнистыми волосами, которая тут же прикрывает грудь, и мужчины, натирающего куском какого-то тряпья блестящий кубок. Клитемнестра снимает покров, и повергает обоих в ужас.

– Моя госпожа, – спохватываются они, но Клитемнестра останавливает их взмахом руки. В конце комнаты она видит проход, завешенный куском ткани, откуда доносятся голоса.

– Не нужно объявлять обо мне. – Она оборачивается к Леону и отдает ему накидку. – А ты подожди здесь.

– Вам нельзя идти туда одной, – протестует он. Не обратив внимания на его слова, Клитемнестра отодвигает занавеску и заходит в дальнюю комнату.

Внутри настолько жарко, что удивительно, как мужчины еще не потонули в собственном поту. Шестеро торговцев сидят за массивным деревянным столом, в центре которого стоит тарелка жареного мяса. В руках у них кубки. Когда она входит, ни один даже не поворачивает головы. Заслышав ее шаги, один из торговцев говорит: «Я думал, мы уже всё решили, девочка. Тут слишком жарко, чтобы сношаться».

Клитемнестра стоит не шевелясь. Она представляет, как за занавеской пыхтит Леон, стиснув кулаки.

– Царь сказал, что вы не желаете говорить со мной, – громко отчеканивает она. Мужчины поворачивают к ней раскрасневшиеся лица. Увидев, кто перед ними, торговцы замирают на своих стульях.

– Ваше величество, – заговаривает невысокий человек с мелкими глазами-бусинами. – Мы не знали, что вы здесь.

Она подходит к столу, берет кувшин и наливает вина в пустой кубок. Торговцы таращатся на нее, не зная, как себя вести. Все повернули к ней головы, точно олени, повстречавшие леопарда.

– Я заплатила вам компенсацию золотом за ваши торговые потери, – говорит Клитемнестра, – и всё же вы решили предать царя и попытались воспользоваться случаем и продать золото и драгоценности в Трою. Я могла бы всех вас казнить, как предложил мой супруг, но я заплатила вам еще и взяла с вас слово, что вы не будете торговать с троянцами.

– Вы поступили очень великодушно, ваше величество, – говорит маленький муж. Все остальные кивают, поглядывая на него, словно в ожидании указаний.

– Да. Но всё же вы не желаете подчиняться моим приказам. Почему? – спрашивает она, заранее зная ответ. Она хочет, чтобы они произнесли это вслух. Мужчины обмениваются взглядами, а Клитемнестра наблюдает, как они собираются с духом, чтобы ответить. Их туники сделаны из богато расшитой ткани, пожелтевшей от пота, лица сильно загорели, а шеи и глаза обрамляют морщины. Они не силачи, их сила – в их хитрости. «Тебя учили сражаться с воинами, но кого надо остерегаться, так это торговцев, – однажды сказал ей Агамемнон. – Это самые опасные люди».

Никто из них не отвечает.

– Говорите, – приказывает Клитемнестра.

За всех снова отвечает маленький муж.

– Мы не подчиняемся приказам женщины.

– Почему?

В этот раз он не колеблется.

– Потому что правит сильнейший, – говорит он.

Клитемнестра улыбается.

– И кто же это среди