со слезами на щеках таращится в пол, а Ифигения, сощурившись, буравит Кира взглядом, исполненным чистой ненависти.

– Вот что получается, когда женишься на спартанке. Неуправляемые дочери, – натянуто улыбается Агамемнон. – Ты требуешь наказать их, Эврибат?

– Он хотел порвать нашу одежду, – шипит Ифигения, глаза горят огнем. – Гонялся за нами по улицам и кричал, что после того, что он с нами сделает, нам придется выйти за него замуж.

– Не вмешивайся, Ифигения, – говорит Агамемнон, даже не глядя на нее.

– Как вы и сказали, мой господин, их следует высечь, – говорит Эврибат, стараясь не глядеть Клитемнестре в глаза.

Агамемнон вздыхает.

– Поступай, как пожелаешь. Но если твоего сына могут одолеть две девчонки, он никогда не станет мужчиной.

– Они повалили его на землю. – Слова Эврибата сочатся злобой. – Одна угрожала ему, а другая в это время ударила его камнем.

Агамемнон собирается заговорить, но Клитемнестра его опережает:

– Это твоего сына следует наказать, Эврибат. Он пытался опозорить царских дочерей, а они защищались. Он не имеет никакого права прикасаться к ним. А теперь уходи и больше никогда не появляйся здесь.

Эврибат бросается вон из залы, сыновья следуют за ним, стараясь не отстать. Ифигения и Электра, не понимающие, как им себя вести, не двигаются с места.

– Это твоя вина, – говорит Агамемнон Клитемнестре. – Ты обращаешься с ними так, будто они ровня мужчинам.

Она не обращает внимания на его слова и устремляет на Ифигению пристальный взгляд.

– Почему с вами не было Леона?

– Он тренировал старших мальчиков.

– Иди и расскажи ему, что случилось.

Чтобы отныне он не спускал с вас глаз.

Ифигения торопливо уходит, но Электра не двигается с места. Дождавшись, когда шаги сестры стихнут, она говорит:

– Это она придумала. Я не хотела этого делать.

– Мне всё равно, кто это придумал, – отвечает Клитемнестра. Она и так знает, что замысел скорее всего принадлежал ее старшей дочери. Когда Электра была маленькой, Клитемнестра часто оставляла ее одну, потому что другие дети постоянно шалили и матери приходилось ходить за ними по пятам. Пока Орест лазал по деревьям, а Хрисофемида бросалась камнями, Электра просто сидела и тихонько наблюдала за происходящим вокруг. Она почти никогда не просила о помощи, а если и просила, то делала это не как ребенок, а как пристыженный взрослый, который не желает признавать свою слабость.

– Значит, нас не накажут? – спрашивает Электра.

– Нет.

В глазах Электры загораются угрожающие огоньки.

– Ты бы поступила так же, если бы Ифигении там не было? – спрашивает она. – Если бы я одна это сделала?

– Конечно.

По лицу дочери Клитемнестра понимает, что та ей не верит.

– Отец, по крайней мере, обращается со всеми нами одинаково, – отвечает она и уходит прочь.

Однажды, несколько лет назад, гонец из Крита принялся восхвалять красоту Ифигении. Они ужинали в трапезной, окруженные блюдами с пряным мясом и сыром с медом.

– Ее красоте могут позавидовать даже богини, – сказал он. Ифигения заулыбалась, а гонец обратился к Клитемнестре: – Я полагаю, она ваша любимица.

– У меня нет любимцев, – ответила Клитемнестра, качая на руках Хрисофемиду. Орест спрятал голову под руку матери, а Электра, маленькая темноволосая девочка с серьезным взглядом и насупленными бровями, сидела неподвижно, как статуя.

Гонец улыбнулся, словно Клитемнестра пошутила, и драгоценные камни в его серьге сверкнули, поймав свет.

– У всех есть.

Клитемнестра прислоняет голову к нарисованным на стене внутреннего дворика грифонам. У ее ног точно змеиная шкура переливаются острые нарисованные травинки. Свет мягко обхватывает ее своими бледными пальцами. В душном воздухе летают мельчайшие частички пыли.

«Ты слишком сильно ко всему привязываешься, – говорит Кастор у нее в голове. – И когда теряешь что-то, теряешь и контроль над собой».

«Лучше было бы, если бы она позволила высечь своих дочерей, как простолюдинок?» – вмешивается Полидевк.

Она часто так делает: стои́т во внутреннем дворике и ведет мысленные споры с братьями. Их голоса точно тени – невозмутимые и далекие, ненастоящие, но приносящие ей ощутимое успокоение.

«Нас всех секли время от времени», – замечает Кастор.

«И что из этого вышло? – думает Клитемнестра. – Посмотрите на меня, я утопаю в ненависти».

«Твоя ненависть пожирает тебя, – вкрадчиво говорит Кастор. – Но благодаря ей ты жива».

Эти слова напоминают Клитемнестре о комнате мужа, светлой от многочисленных ламп и факелов, несмотря на ночную тьму за окном. Она вспоминает, как бесшумно вошла туда, не замеченная ни стражниками, ни псами, как ее тень скользила по стене. Лезвие кинжала сверкнуло в свете лампы, и, почувствовав холод металла на коже, Агамемнон тут же открыл глаза. Он мог бы оттолкнуть ее, если бы захотел, силы ему позволяли, но вместо этого он сказал: «Тебя пожирает твоя неутолимая ненависть. – Его горло мягко перекатывалось под лезвием кинжала. – Но ты ничего не сделаешь. Убьешь меня, и микенский народ тебя казнит». Он был прав. Она отошла от него, ее руки дрожали. Он склонил голову, примеряясь для удара. У нее даже не было времени подумать, как он схватил ее за волосы и ударил головой о стену. Когда зрение вернулось к ней, лев на стене оказался алым от ее крови. «Твоя жизнь со мной только начинается», – сказал Агамемнон, вытирая кровь с ее носа. На следующий день она проснулась от тошноты и узнала, что беременна Ифигенией.

Эти дети, к которым я так привязана, – единственная причина, по которой пятнадцать лет назад я не отсекла мужу голову.

19. Жестокий муж, мстительная жена

Время от времени она ловит себя на мыслях о Тантале и сыне, несмотря на то, что всеми силами старается не думать о них. Она вспоминает истории Тантала, то, как в его словах прятались все секреты мира, как малыш по ночам глядел на нее вытаращив глазки, вместо того чтобы спать. Как ее муж смеялся, когда сын начинал хныкать, как клубились в воздухе ароматы пряностей. Ее сердце сжимается, боль набегает, точно волна. Есть ли на свете большая мука, чем любовь, повстречавшая утрату?

Память странная вещь, жестокая. Чем сильнее хочешь что-то забыть, тем меньше можешь противиться воспоминаниям. Словно крыса вгрызается в кожу, медленно, мучительно, от такого не отмахнешься.

После того как Тантала и малыша убили, все вокруг повторяли ей: «Молись богам». Но от крысы не избавиться молитвами. Ты должна убить ее, отравить, и боги ничем тебе в этом не помогут.

– О чем ты думаешь?

Голос вырывает ее из воспоминаний. Клитемнестра оборачивается и видит Ифигению. Она стоит в саду, там же, где ее мать укрылась в свою первую