— Ты еще будешь ставить мне условия? — загремел голос в трубке. — Ну ладно.

И тотчас Лиза услышала какую-то возню и мамин крик боли. А потом стон и ее голос, полный страха:

— Не надо! Прекрати!

— Не надо! — закричала и Лиза. — Я все сделаю! Куда нужно принести?

— Доедешь до метро «Петроградская», пойдешь в проход между домами мимо «Макдоналдса», выйдешь на набережную Карповки и там будешь ждать. Если не успеешь за сорок минут, отрежу у нее ухо. И тебе принесу в пакетике. Если придешь не одна — вырву ей глаза. А потом убью.

Лиза бросила трубку на пол и заметалась по квартире, ища одежду. Всунув ноги в кроссовки, она схватила зеркало и кошелек и выбежала из квартиры, едва захлопнув за собой дверь.

До метро она неслась бегом, в метро поминутно ерзала и смотрела на часы. По эскалатору взлетела за минуту. Отдышавшись, медленно пошла между домами к речке Карповке. Сильно кололо в боку, навалилась вдруг нечеловеческая усталость, Лиза едва волочила ноги.

Вот и набережная. Лиза перешла дорогу и остановилась, глядя на темную воду речки.

— Принесла? — послышался совсем рядом неживой металлический голос. Очень медленно Лиза повернула голову. Ну да, это он, тот самый тип, который приходил к ней в квартиру. Капюшон, низко надвинутый на лицо, так что видны только страшные белые глаза.

— Где мама? — Лиза шарахнулась в сторону, потому что до нее дошло, что если сейчас она отдаст ему зеркало, то может свою мать вообще больше никогда не увидеть. — Ты обещал, что, если я принесу тебе зеркало, ты отпустишь ее!

— Я тебе ничего не обещал, — прошипел он, схватив ее за руку и больно сжав. — Где оно?

— Где мама? — из последних сил спросила Лиза.

Он выдернул из ее рук сумку, где лежало зеркало, только тут до Лизы дошло, какого дурака она сваляла, придя сюда одна.

— Помогите! — крикнула она, но, как назло, на набережной не было ни души.

Злодей между тем, убедившись, что зеркало в сумке, притянул Лизу к себе и сказал на ухо:

— Ладно, если ты так просишь. Ты хотела увидеть мать — ты ее увидишь.

Тут Лиза почувствовала легкий укол в области шеи, в глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание.

Машина Сатарова остановилась на набережной реки Карповки.

— Ну, вот он, ваш монастырь! — проговорил Иван, мотнув головой в сторону массивного здания на другом берегу реки, увенчанного гроздью темных куполов.

— И вовсе он не мой, — проворчала Надежда. — Я в монастырь идти не собираюсь, я замужем!

— Да это я так, к слову… — смутился Сатаров.

— Понимаю, что к слову… — Надежда достала из кармана фотографию, взглянула на нее, перевела взгляд на монастырь. — Кажется, нужно проехать еще немного вперед, чтобы вот этот купол вышел на передний план…

Сатаров тоже сверился с фотографией, кивнул и проехал немного вперед по набережной.

— Да, точно, это здесь! — оживилась Надежда, выбираясь из машины.

Они оказались возле небольшого трехэтажного особняка дореволюционной постройки. Рядом с этим особняком высокий деревянный забор огораживал другой старинный дом, полуразрушенный. На газоне перед особняком невысокий толстый человечек прилаживал табличку «Выгул собак запрещен».

— Вы — здешний управдом? — обратилась к нему Надежда.

— Допустим, я управляющий. — Толстяк приосанился. — А вы, собственно, почему интересуетесь?

— Вот вы-то нам и можете помочь, — оживилась Надежда. — В этом доме живет Александр Евгеньевич Реутов?

Это была догадка, основанная на фотографии, но, судя по реакции управдома, догадка подтвердилась.

— Допустим, он в этом доме зарегистрирован. А живет он или не живет — это отдельный вопрос…

При этих словах управдом бросил быстрый взгляд на окно второго этажа, за которым Надежда разглядела горшок с цветущей геранью. Надежда снова взглянула на свою фотографию. По всему выходило, что этот снимок был сделан именно из того окна.

— Это в каком же смысле? — уточнила она.

— В таком, что он в психиатрической больнице находится. В сумасшедшем доме, если по-простому. По причине психического заболевания. А вообще-то, гражданка, — управдом посуровел, — кто вы такая и на каком основании задаете всякие вопросы? Я тут давеча на собрание ходил в районную администрацию, так нам сказали, чтобы никаких подозрительных личностей на вверенную территорию не допускать и ни на какие вопросы не отвечать!

Надежда повернулась к Сатарову в поисках поддержки. Тот выступил вперед и предъявил управдому свое удостоверение.

— Начальник службы безопасности… — прочитал тот с выражением. — Ну и что? Вы ведь не полицейский и не следователь при исполнении обязанностей, так что ни вы, ни знакомая ваша мне вопросы задавать не уполномочены…

— Значит, Реутов в психиатрической больнице находится… — задумчиво проговорила Надежда. — А в квартире его кто проживает?

— Никто не проживает! — ответил управдом с излишней поспешностью и снова воровато взглянул на окна второго этажа. — Реутов — он человек одинокий, так что там некому проживать…

— Очень интересно… — протянула Надежда. — Реутов, значит, в больнице, в квартире его никто не живет — а герань на окне свежая? Как же это понимать? Я вот на два дня уезжаю — и то герань соседке отдаю, чтобы не завяла…

— А это так надо понимать, — вступил в разговор Сатаров, — что, пока Александр Евгеньевич Реутов находится в психиатрической больнице, господин управляющий квартирку его по собственной инициативе сдает…

— Ничего подобного! — заволновался управдом, опасливо оглядываясь по сторонам. — Клевета и поклеп!

— А вот мы сейчас туда поднимемся и лично выясним — клевета или не клевета! — проговорил Сатаров многообещающим тоном и сделал шаг в сторону подъезда.

— Не имеете права… — слабым голосом пролепетал управдом.

— А вы, значит, имеете право сдавать чужую жилплощадь? — задумчиво протянул Сатаров. — И вот еще о чем я думаю… вас на собрании предупреждали, чтобы никаких подозрительных личностей на вверенную территорию не допускать, а вы не только допускаете, но даже поселяете неизвестно кого без регистрации! Как вы думаете, понравится это компетентным органам?

— Я вас прошу! — Управдом забежал перед Сатаровым. — Я вас очень прошу… Может быть, мы с вами можем договориться, не привлекая к делу… органы?

— Это как же расценивать — как попытку подкупа?

— Нет, что вы! — совсем перепугался управдом. — Вы меня неправильно поняли…

— Ладно, так и быть! — смягчился Сатаров. — Вы нам все расскажете про господина Реутова, а мы забудем о ваших маленьких шалостях…

Дважды повторять ему не пришлось.

Управдом рассказал все, что мог, про самого Реутова, про его квартиру, про всех, кто в эту квартиру когда-нибудь приходил. Впрочем, многое Надежда и так знала — знала, что Реутов, пока не сошел с катушек, работал школьным учителем истории, что приходили к нему ученики-старшеклассники…