– Ах, зачем это? Я не знаю, право, Петр Лазаревич… – Гусынина нервно поправила прическу.

– Так надо, моя дорогая. Порядок требует. – Полковник предупредительно убрал заслонку, закрывавшую «глазок» и первым заглянул в камеру.

– В этом решительно ничего нет страшного, Алиса Васильевна, – произнес Пороховицкий, уступая место княгине. – Вы все-таки посмотрите, Алиса Васильевна, посмотрите. Будьте так любезны. Это очень поможет следствию. Вы только увидите его и скажете, он это или не он.

– Ах, вы же понимаете, Петр Лазаревич. Петя… Все это…

Княгиня не договорила. Она достала платочек и делано промокнула им под глазами, совсем как давеча, когда плакала.

– Ну, полноте, полно! Надо, Алиса Васильевна.

Пороховицкий слегка тронул Гусынину за плечо, направляя ее к «глазку». Алиса Васильевна бросила на полковника укоризненный взгляд и решительно приблизилась к двери. Пороховицкий замер у нее за спиной. Не каждый день в лапы полиции попадает такая птичка, как Змей. Полковник был готов на любые ухищрения, лишь бы получить свидетельские показания в отношении задержанного.

Гусынина осторожно отодвинула заслонку и припала к отверстию. Вздрогнув, она вдруг вся приосанилась, а затем несколько секунд смотрела в отверстие неподвижно.

– Ну?! – Пороховицкий в нетерпении нагнулся над самым ее ухом. – Ну что же, Алисочка? Он это?

Гусынина оторвала взгляд от «глазка» и повернулась к обер-полицмейстеру.

– Да, это он, – скорбно проговорила она и, не глядя на полковника, направилась к выходу.

– Тебя проводить, милая? – Пороховицкий нежно взял Гусынину под локоток и открыл перед дамой дверь из кабинета.

– Не надо, не надо, – проговорила она и вновь промокнула невидимые слезы. – Так будет лучше. Я сама…

– Я скажу, чтобы тебя проводили. – Полковник бодро вышел вслед за Гусыниной в коридор. – Ты можешь ни о чем не волноваться. Никто не узнает о цели твоего визита сюда, – добавил он и распорядился адъютанту, чтобы Гусынину проводили к экипажу. – Разрешите вашу ручку. – Пороховицкий галантно склонился над кистью Алисы Васильевны. – Прошу меня простить, что не до дверей… Служба.

– Ах, Петр Лазаревич, будет вам, – произнесла княгиня и направилась вслед за адъютантом к выходу.

Пороховицкий вернулся в кабинет.

– Распорядитесь, чтобы ввели следующего свидетеля, – бросил он солдату, приставленному сторожить дверь камеры.

Через минуту в комнату вошла молоденькая купчиха. Разодета она была броско, если не сказать вызывающе. Множество дорогих колец на пухленьких пальчиках с драгоценными и полудрагоценными камнями просвечивали через филейные перчатки. На голове красовалась бархатная шляпа, отделанная страусиным пером.

– Сударыня, будьте так любезны, если вас не затруднит. – Пороховицкий подошел к даме и указал ей на «глазок». – Посмотрите, пожалуйста, на человека, который находится в этой камере. Он вам известен?

Купчиха бойко прошлась по кабинету и без промедления исполнила просьбу полковника.

– О! Гусь лапчатый! Он это. Он. – Купчиха повернулась к обер-полицмейстеру. – Да вы посмотрите, как сидит. Наглый какой. Кот шелудивый! И ведь как провел меня! Мужа-то дома нет, а я-то, не будь дурой, его и ввела…

– Да-да, – прервал Пороховицкий в сотый раз уже пересказываемый купчихой рассказ. – Вы, если вас не затруднит, теперь бумагу нам соответствующую подпишите, сударыня.

– Да вы подумайте только, – продолжала возмущаться купчиха. – Образа золоченые одни только чего стоили. Дайте-ка, я с ним потолкую.

– А вот это нельзя, сударыня. Никак пока нельзя. – Пороховицкий подвел свидетельницу к выходу. – Мы постараемся все разыскать. А вы, сударыня, в соседний кабинет пока зайдите. Подпись там ваша на одной бумаге требуется.

Выпроводив купчиху, полковник победоносно вскинул кверху сжатые кулаки и потребовал вызвать следующую свидетельницу. На этот раз в комнату ввели миловидную молоденькую девушку в платье курсистки. Девушка в нерешительности остановилась при входе.

– Будьте любезны, сударыня. – Полковник жестом предложил даме войти.

Свидетельница сделала несколько нерешительных шагов и замерла на месте. Лицо ее рдело, щеки пылали. Полковник обратил внимание, что ее пальчики лихорадочно сжимаются вокруг рукоятки зонтика и почти уже посинели от напряжения.

– Может, вам воды, сударыня? – Полковник приблизился к курсистке. – Не стоит так нервничать. Вам не придется с ним видеться.

Девушка вздрогнула, и щеки ее залились еще более пунцовой краской.

– Просто посмотрите вот в этот «глазок».

Обер-полицмейстер в очередной раз указал на дверь, за которой в отдельной камере сидел Павел Знаменцев.

Курсистка нерешительно двинулась в сторону двери.

– Да, конечно, – едва слышно прошептала она.

Пороховицкий убрал заслонку, и девушка, скользнув по лицу обер-полицмейстера испуганным взглядом, припала к «глазку». Петр Лазаревич видел, как вздрогнула рука девушки. Зонтик выпал у нее из пальцев. Пороховицкий нагнулся, чтобы поднять его.

– Вы уронили, сударыня, – окликнул девушку обер-полицмейстер, но свидетельница даже не повернула головы в его сторону.

Пороховицкий настороженно всмотрелся в профиль курсистки. Щеки и уши ее по-прежнему пылали. Рука, которая минуту назад нервично перемещалась по рукоятке зонта, теперь теребила форменный фартук.

– Ну же! – в нетерпении обратился к ней полковник. – Что, это тот самый человек?

Девушка оторвала взгляд от «глазка». По щекам ее текли слезы.

– Ну что вы, сударыня. Стоит ли так? Сейчас вам принесут воды… – начал Пороховицкий.

– Нет-нет. Не стоит, – едва слышно прошептала девушка.

– Ну… – Полковник выжидающе глядел на курсистку.

– Что, ну? – несмело повторила свидетельница.

– Он это? Тот ли самый? – Петр Лазаревич не отрывал взгляда от заплаканного лица девушки.

– Нет, – вдруг проговорила она.

– Но как же, ваше прежнее заявление?.. – опешил обер-полицмейстер.

– Я этого человека не знаю, – решительно отрезала девушка и кинулась к выходу. – Простите, – бросила она напоследок и выбежала из кабинета.

Пороховицкий так и остался стоять посреди комнаты с ее зонтиком в руке.

– Крестовый-то! Смотрите! С новой лярвой прихилял! – Половой «Хмельного» трактира по кличке Лукич с удовольствием оповестил скучающих завсегдатаев о появлении на пороге новых лиц. Объявление вызвало заметное оживление.

– Да то не Кеша, Лукич! У тебя буркалы паршивые! Это баре какие-то залетные по ошибке к нам прихондорили! – Высокий тщедушного сложения болдох с длинным шрамом через правую половину лица встал из-за стола. – Руки у меня к наживе зачесались!