Скоро подруги уже сидели за столом и уплетали пряники с молоком.

– Я, Люся, вспомнила, где я Тарасова видела. Помнишь, я тебе рассказывала… Или не рассказывала? В общем, один раз меня подставила тетка с бельем. А второй раз молодой мужик. Это когда я кинулась кошелек у дядьки отнимать, который просто на автобус бежал.

– Да помню я, как тебя подставили! Там еще какой-то несчастный о землю грохнулся и коленку рассек?

– Вот-вот, именно… Люся, ты всегда такие черствые пряники берешь, прямо зубы сломаешь… Ну так тот несчастный и был Тарасов. Я тебе точно говорю – это он. Только зачем ему был нужен глупый розыгрыш?

Люся облизывала пряник, не решаясь откусить. Год назад она вставила себе жутко дорогой зуб, теперь в целях экономии им совершенно не пользовалась, а пряники в самом деле оказались черствыми.

– Вася, – задумчиво проговорила она. – Это на Тарасова не похоже. Он Кудинова живьем хотел зарыть, а с тобой поиграть решил, так, что ли? Нет, он какую-то цель преследовал… Только вот какую?

– Плохо, что мы о нем очень мало знаем. С кем только не говорили, а так ничего и не узнали. Ну что, у него совсем не было друзей, что ли? – все больше волновалась Василиса.

– А если не друзей, то сообщников. И ведь где-то он пересекался с Ариной, с женой художника, раз звонил ей по телефону. Слушай, Вася…

Василиса энергично замотала головой – ей пришла в голову та же мысль.

– Правильно, Люся. Они встречались на вечеринках у Вероники Мефодиевны. Как только мы раньше до этого не допетрили?

– Надо завтра же снова переговорить с этой любительницей кошачьих клонов и как следует на нее нажать. Пусть расскажет, что за публика у нее собирается, – решительно настроилась Люся.

Василиса хитро усмехнулась:

– Нет, нажимать на нее не надо. Да и кто ее жать будет, ты? Мне с ней точно не справиться!

– Я же в переносном смысле…

– Да во всех смыслах! Она ничего не скажет. Ты же видела – дама серьезно не в себе. Тут надо подумать. Кстати, как у нее попойки-то называются? Сеансами омоложения? Вот что, Люся, ты завтра позвонишь своей приятельнице, соседке Вероники Музе Федоровне, и спросишь, когда намечается следующее безобразие. Ну и заявимся мы прямо на сеанс. Возьмем с собой Машину косметику, получится натурально.

– Так ведь нас никто не приглашал, – вспомнила о тактичности Люся.

– А кто об этом знает? Скажем Веронике Мефодиевне, что пришли по ее настоятельной просьбе. А там приглядимся ко всему как следует. Чудится мне, что наш Егор был нередким гостем старушки. Вот и узнаем, с кем молодой человек дружбу водил. Вдруг повезет?

Люся признала, что на сей раз подругу озарила весьма неглупая идея. Что ж, такое с ней случалось.

Решив завтра окунуться в серьезное и опасное дело, подруги пораньше улеглись в постели, замолчали, и в комнате наступила тишина. Не надолго.

– Я все никак не могу понять, отчего он решился на покушение? Кудинова же он не шутя убрать хотел. Зачем? И потом – к однокласснику своему приходил конторским премудростям учиться… Неужели его так девица достала? Эх, встретиться бы с ней самой… – снова заговорила Люся.

– А, между прочим, никто нам так и не сказал, что он переродился в клерка, – добавила Василиса. – То есть ни в какой фирме он не работал, отчего тогда такой жгучий интерес к маркетингу? А может, он – профессиональный киллер?

– Ага, и жил в такой халупе. Киллеры, знаешь, сколько получают! Он бы с первого заказа смог себе гнездышко получше устроить.

Василиса помолчала, потом вдруг спросила:

– А ты откуда знаешь, сколько киллеры зарабатывают? Ты к ним в отдел кадров звонила, что ли?

Люся не ответила, ее нос уже выводил причудливые рулады.

Утром подруги первым делом позвонили Музе Федоровне и поинтересовались, когда у Вероники Мефодиевны намечается следующее собрание.

– Так завтра и будет. Они обычно часикам к четырем сбегаются, – охотно доложила Муза. – Мне послезавтра на работу, за ними убирать, а они своих сеансов не пропускают, ни-ни.

– Ну что, Вася, значит, завтра? – чуть взволнованно спросила Люся. – А может, на следующий сеанс свой поход отложим?

– Ага! А к следующему сеансу еще кто-нибудь зажмурится. Нет, завтра так завтра. Да и чего ты всполошилась? Ну подумаешь: придем, посидим, может, и сами омолодимся. А то, Люся, ты прости, конечно, на тебя в последнее время только в темных очках смотреть можно. Даже я с моим зрением вижу, что на законную тещу ты не тянешь. Давай готовиться.

На следующий день в шесть вечера две особы неопределенного возраста вошли в подъезд Вероники Мефодиевны. Подруги долго выбирали, во что бы им такое принарядиться, чтобы выглядеть достаточно пристойно для данного общества, и решили, что, чем незаметнее они будут, тем быстрее на них махнут рукой, то есть ни присматриваться, ни выспрашивать ни о чем не станут. Ведь перед серыми мышками не принято стесняться и осторожничать – гости Вероники будут лепить, что в голову придет. Ну и, конечно, никто не заподозрит в каких-то полинявших бабках матерых волчиц сыска.

Поэтому на Люсе были надеты скромные вельветовые джинсы, сохранившиеся со времен застоя, и рубашечка в мелкую синюю клетку. Василиса же вырядилась в серый балахон, за которым совершенно не проглядывалась фигура, а убранство завершали новые сапоги с длиннющими носами, которые Василиса Олеговна не собиралась снимать ни при каких обстоятельствах. Более того, она даже специально прихватила из дома кусок марли, чтобы вытереть подошвы и не переобуваться в гостях. Возле порога квартиры подруги несколько затормозили. Дело в том, что дверь была открыта. Нет, не настежь, а так – на пришедшего. Просто не захлопнута, и все. Несмотря на то что встреча с молодежью должна была начаться два часа назад, за дверью веселья не прослушивалось.

Чуть подумав, Василиса толкнула дверь и тут же натолкнулась на молоденькую девицу в красной коротенькой кофточке с непомерно длинными рукавами.

– Здра-а-авствуйте, – улыбаясь, запела Вася, но девица скользнула по ней взглядом, точно по обоям, и устремилась в ванную. – Хамка. – Да и ладно, чего ты, – дернула Люся подругу, – не выпендривайся, заходи, будто мы уже давно здесь.

Подруги прошли дальше. В комнате находилось человек десять-двенадцать гостей, но все они занимались какими-то своими делами, причем самой хозяйки не наблюдалось. В углу горели свечки, и на журнальном столике три дамы довольно глуповатого вида гоняли блюдечко по нарисованному кругу. При этом их нисколько не смущала люстра, которая уже в шесть часов горела в восемь рожков. На диване развалился тощий мужичок с почерневшим лицом. Сколько ему лет, даже примерно угадать было невозможно. Одна нога мужчины воняла черным от грязи носком, а другая была абсолютно босая и немытая. Мужичок лежал так тихо, что было не ясно, спит он или уже отошел к праотцам. В углу попыхивал трубкой и дергался, как паралитик, волосатый детина в наушниках. Возле балкона обнимались двое юношей, причем один из них нежно называл другого Наташей, а другой величал любимого Танечкой. Еще был какой-то пузатый старикан, который восседал за столом и читал неизвестно кому лекцию про спасение души и яростно призывал готовиться к Армагеддону. На столе была выставлена скромная закуска и три вычурные бутылки, к которым дядька то и дело прикладывался. Остальные гости не больно рвались к столу. Всем было замечательно.