— А тебе не страшно? — Варя мимолетно коснулась его щеки — иотдернула руку, словно испугавшись или устыдившись. — Ведь это значит, чтокогда я, тогда и ты?

— Что делать! — легко пожал плечами Василий. — Знать,судьба!

— Ну, как вы, голуби? — озабоченно просунулся между нимиБушуев. — Надумали? Женитьба, конечно, не мешок, с плеч не свалишь, а все-такиобтяпать бы дельце поскорее.

— А, была не была! — махнул рукой Василий и обернулся кНараяну:

— Пошли к твоей старухе.

Тот качнулся, будто от удара, и теперь глаза его впились влицо Василия. А тот и бровью не повел:

— Пошли, пошли, чего медлить! Сам говорил: после полуночитут ходу нету. Спешить надобно, пока не зажрали звери лютые, а то и без твоейстарой карги выйдет — умереть в один день!

— Ох, сущая татарщина, басурманство! — в последнем порывеотчаяния воздел руки Бушуев, да тут же и окоротил себя:

— Ну, оханье тяжело, а воздыханье — того тяжелее. Пошли, ивпрямь пошли! — И вдруг в ужасе воззрился на Василия, который уже шагнул наступени:

— Да ты хоть штаны натяни, бесстыжая душа! Чай, не бродяжкабеспортошный, чтоб в одной тряпице округ чресл шляться. Какой-никакой, а жених!

Василий, чертыхнувшись, вскочил в шаровары, прозрачную своюрубашонку и даже обмотал голову тряпицею наподобие тюрбана. Варенька скромнозавесила лицо уголком оборванного сари.

Бушуев мрачно кивнул, заспешил к лестнице, однако неудержался, обвел еще раз вокруг лютым, мстительным взором место своегопозорища:

— Эх, головней бы тут прокатить!..

И, безнадежно махнув рукой, сбежал по ступеням в лунную,серебристо мерцающую тьму.

Да, Нараян оказался прав, говоря, что в Мертвом городе послеполуночи смертельно опасно. Стоило путешественникам выйти за развалиныкрепостной стены, как позади поднялся вой и лай шакалов, а вслед за этимраздалось такое громовое рычание, что всех бросило в холодный пот. ТотчасВаренька почувствовала, как Василий стиснул ей руку, и ее пальцы слабо шевельнулись,отвечая.

— Однако не сменяли ли мы шило на мыло? — с тревогой спросилБушуев и тотчас попытался выразить эту же мысль на своей обычной разговорнойсмеси, которую Нараян превосходно понимал:

— Чем, скажи на милость, в джунгле этой вашей безопаснее,чем в развалинах?! Там мы, по крайности, могли укрытие себе сладить.

А тут как шарахнется из-за пальмы «лесной раджа»…

Куды денемся? На лианах повиснем, аки бандеры? — ворчалкупец, с отвращением поглядывая на обезьян, которые неслись над тропой, словнопризраки, а их физиономии, напоминающие личины каких-то серых кикимор,непрестанно и жутко гримасничали.

— Пока бандеры с нами, бояться нечего, — отозвался Нараян,чей снежно-белый тюрбан мерцал в темноте, указывая остальным дорогу. — Кактолько они зачуют тигра, сразу исчезнут, и тогда…

— Тогда что?! — подал голос Реджинальд, и весь английскийсплин, чудилось, прозвучал в этих коротких словах.

Варенька поняла, что их британский друг уже достиг своегопредела. В самом деле! Внезапно оказаться в водовороте обстоятельств, которыхне в силах одолеть вся мощь Ост-Индской компании. Ежеминутно рисковать жизнью.Не подчинять себе образ мыслей индусов, а подчиняться ему… Пожалуй, дляРеджинальда это было самое тяжелое, даже тяжелее бесстыдного зрелища, котороеему пришлось наблюдать. Британская гордыня повергнута в прах, вдобавок кем?Лучшим другом!

И теперь Варенька со страхом думала, что знала его вовсе нетак хорошо, как ей казалось. Например, она не знала, мстителен ли он…

Варенька вполне могла представить, сколько моральныхстраданий претерпел англичанин (да и отец, если на то пошло!) в том храме, гдебыл принужден скрываться. Ведь это храм джайнов! А их даже не все индусыспособны понять, что уж говорить о европейцах! Вера в сансару, цепьперерождений после смерти, — основа их существования, и особенно усердныеджайны вообще ходят, прикрывая рот и разметая перед собою особою метелкою путь,чтобы, сохрани боже, не проглотить какую-нибудь мошку или не наступить на нее:а вдруг ты погубишь в это мгновение своего собственного отца в его очереднойжизни?! Реджинальд наверняка встречал в храме какого-нибудь святого джайна,кормившего насекомых своей собственной кровью. Варенька однажды видела такого.Совершенно нагой, он с закрытыми глазами неподвижно лежал на солнце, а все телоего было буквально облеплено мухами, комарами, клопами — «братьями»… Да этозрелище должно было просто прикончить рационального англичанина! Неудивительно,что он с таким грозным надрывом произнес свое «Тогда что?!», оставшееся,впрочем, без ответа, — только Нараян пробормотал чуть слышно:

— Араньяни, мать лесных зверей, богатая птицей, хотя и невозделывающая пашню! Позволь нам пройти!

Похоже было, он произнес мантру нарочно для того, чтобыуспокоить сагиба-инглиша, и, кажется, ему это удалось.

Воцарилось молчание, слышалось только затрудненное дыханиебыстро идущих людей. Тропа порою настолько сужалась, что в некоторых местахневозможно было передвигаться вдвоем. Варя подумала, что, пожалуй, нет такойизгороди на свете, которая могла бы состязаться с этой стеною деревьев, густо иплотно обвитых лианами. Ветви многих деревьев, особенно баньянов, дотягиваясьдо земли, пускали новые корни и постепенно превращались в новые стволы,переплетенные самым причудливым образом.

Но это было еще не самое страшное. Кое-где тропинкапринимала такой вид, что каждый из путников невольно мечтал иметь четыре ноги,а как-то раз пришлось пробираться над страшной пропастью. По счастью, лунасветила так щедро, что все подробности опасностей были различимы. При одноймысли о том, что здесь выдалось бы идти в кромешной темноте, замирало сердце. Аво время дождей и туманов, когда почва так и плывет под ногами?.. Впрочем,сердце замирало и без воображаемых страхов! Извилистая тропа ни на миг непозволяла перевести дух: со всех сторон подстерегала опасность. Если путник натакой тропе ослабеет или оступится, он пропал, безусловно пропал: пока будеткатиться добрые полмили вниз по скалам, ударяясь о стволы, исцарапанныйтерновником и алоэ, от него уже ничего не останется.