выбросить на поле... Элинор пропустила ход, надеясь, что ей придет карта подешевле. Но руку заполнили Артефакты и Магистры, необходимые во второй половине игры и безнадежно-бесполезные сейчас. Элли перебирала слишком дорогие карты, не желая смиряться, что проиграет настолько бессмысленно.

На третьем ходу ей удалось заслониться зеркальными щитами двух Командоров, но заклинание бретонца уничтожило обоих, едва девушка ударила ими по его персонажу — египетскому жрецу в изогнутом змееподобном венце. У самого противника поле уже было полностью заставлено активными картами. Как в полусне девушка наблюдала, как хладнокровно он бьет своими картами по ее хрупкой жрице, методично и неспешно обнуляя ее шкалу жизни.

«Как можно так глупо...» — даже мысли были какие-то чужие.

Когда объявили победу «месье Лефевра», Элли поднялась, чувствуя, как дрожат ноги, и пошла с Ристалища почти вслепую. В финале остались два бретонца, значит, победу присудят им, все кончено. Значит, объявят «финал одной школы» и вручат приз. Она уже чувствовала закипающие в уголках глаз злые слезы.

— Просто не повезло. Кубок в этом году прекрасен, неважно, что он не с лилиями. — Кто-то догнал ее сзади, схватив за руку и побуждая остановиться.

Элли рванулась, оборачиваясь и встречаясь глазами с уже ненавистным студентом из Бретани.

— Если тебя это успокоит, в следующем году я приеду в последний раз, — продолжил он с неожиданной любезностью, будто извиняясь. — Пятый курс...

— В следующем году я отравлю кубок! — выпалила Элли.

Бретонец слегка отступил:

— Знал, что рыжие сумасшедшие, а ирландки — вдвойне, но чтобы так...

— Я! Темная! Полукровка! — закричала Элинор, не заботясь, что на нее скорее всего смотрит весь стадион.

Чемпион отступил чуть дальше.

— Это ты?..

Элли ответила ему яростным взглядом, горько сожалея, что ничего не смыслит в боевой магии и даже в обычной драке. У воспитавшей ее женщины, которую девушка даже в мыслях больше не могла называть матерью, на любые конфликты была одна реакция: «Терпи и не обращай внимания». Только как избавляться от обиды и гнева, она никогда не могла объяснить.

Больше ни на что не обращая внимания, девушка пошла к выходу со стадиона, особо не задумываясь, где в конечном итоге окажется. Почти натолкнувшись на внезапно появившуюся перед лицом школьную ограду, Элли села на траву и позволила себе заплакать. Когда рядом раздался негромкий голос, она не сразу поняла смысл слов:

— Ты... действительно... волшебная? — похоже, у говорившего был ограниченный словарный запас английских слов.

Элли подняла голову. Перед ней стоял юный берсерк из «Березани».

— Как тебя зовут? — спросила она, надеясь, что такой простой вопрос он поймет.

«Какой он курс? — недоумевала девушка. — Выглядит лет на четырнадцать».

— Яр, — ответил он. — Ярослав Гнедин.

— Элли...

Светло-голубые глаза сибиряка слегка расширились.

— Как в «Волшебнике Изумрудного города?!» — русская речь прозвучала для девушки набором звуков.

— Что? — переспросила она.

Яр промолчал. Он отстегнул с плеча фибулу и, перекинув упавшую меховую накидку через локоть, протянул застежку-брошь девушке.

— Цветок папоротника. Наш герб. — Элинор снова услышала несколько непонятных слов, но подарок взяла.

Фибула была в виде непонятного растения, напомнившего девушке одновременно лотос и эдельвейс.

— На каком ты Факультете? — спросила она, надеясь, что хотя бы слово «факультет» Яр поймет.

Он понял.

— Жива.

Элли передернула плечами, слово опять было незнакомое. Яр некоторое время настороженно смотрел на нее, но все же решился:

— Ты... злая?

Элли вытерла глаза тыльной стороной руки. Прозрачно-белый и устрашающе прекрасный Король Благого Двора вновь появился перед ней, грозя уничтожить. Но простое предложение на английском, пусть и с густым славянским акцентом она разобрала.

— Я не злая, я темная, — ответила Элинор, не надеясь, что юноша ее поймет, но он медленно кивнул, не сводя глаз с колеблющегося за забором тумана.

— Там Навь?

Элли не поняла смысла, но в голосе Яра звучали страх и восхищение — то, что человек, даже ведьма, может испытывать перед миром бессмертных.

— Да, — согласилась девушка, — там — Навь.

✧☽◯☾✧ Часом позже ✧☽◯☾✧ Кабинет мастера Баркли ✧☽◯☾✧

Мастер Баркли стоял, опершись на стол, и смотрел в одну точку. Очередная годовщина зловещей даты, от которой он бежал бесконечно, но все же не мог забыть. Осознанно растравлял старую рану, видя в забвении предательство. Даже осознание того, что сегодня он нужен Катрионе как никогда, не могло выгнать его из кабинета. В день своего траура ему необходимо было одиночество.

Персиваль все же сел за стол, пододвигая к себе старые дневники и фотоальбом. Его личная тайна организация. Орден в миниатюре — «Клуб кладоискателей» был распущен на каникулы, сам директор собирался в очередную поездку, призванную заглушить укоренившуюся боль... но осенью все вернется на круги своя. Новые встречи и исследования. Нужно было составить план.

Он бездумно листал тетради дневников, скользя взглядом по знакомым, много раз читанным строчкам — что нового он собрался там узнать? Иногда меж листов попадались сложенные вчетверо рисунки, Персиваль откладывал их в сторону, иногда с любопытством разворачивая.

Последняя наследница усадьбы Блоссом была талантливой рисовальщицей. Занимались ли с ней учителя или то был природный талант — о том директор не ведал. Но фэйри и туман были изображены достоверно и скрупулезно, будто исследовательской рукой, а не юной девушкой, которую признали безумной. Очередной сложенный лист показался плотнее прочих, Персиваль развернул и его, обнаруживая внутри плотную картонку.

Он с интересом повертел рисунок в руках — такой же тонкий и четкий, как и прочие, но будто виденный впервые. Или полностью забытый.

На рисунке был не туман, а огромное зеркало, на раме которого сидела девушка лет шестнадцати.

«Автопортрет? — подумал директор, но тут же вспомнил, что изображение леди Блоссом висит в школе на втором этаже, здесь же было совсем незнакомое лицо.

Девушка на рисунке непостижимым образом находилась и внутри зеркала, и снаружи, будто наполовину скрываясь в ином мире. Она улыбалась, но талантливая художница сумела перенести на потрет настроение — оскал хищника, глумящегося над жертвой. Портрет был неприятен, его не исправляли ни выписанный наряд незнакомки, ни изысканные украшения на ее руках и шее.

Персиваль пригляделся. Зеркало было ему знакомо, огромное, оно висело в нише в одном из коридоров, он и сам, бывало, отдыхал там. Портрет явно не был выдумкой, но что он значил? Была ли изображенная девушка фэйри? Директор с сожалением отложил картонку в сторону —