– Хотите, чтобы я шел помедленней?

Ханна отрицательно мотнула головой, перемещая взгляд из прошлого на светящееся пятно перед фонарем Коннора. Он уже здорово от нее оторвался.

– Все нормально.

– Можем отдохнуть. Вы довольно тяжело дышите.

Вообще-то Ханна из всех сил старалась не расплакаться.

– Ладно, – произнесла она. – Давай отдохнем. – Отцепив от пояса флягу и отпив немного воды, добавила: – Когда-то я была в несколько лучшей форме.

– А на вид вы совсем не старая, – заметил Коннор.

Пришлось испустить смешок.

– Вот уж спасибочки!

– Нет, я, типа… Просто вы сказали это так, как обычно говорят старики. А сколько вам лет?

– Двадцать восемь, Коннор. Мне двадцать восемь.

– Надо же, вы еще совсем молодая!

Он был определенно прав. «У тебя еще вся жизнь впереди!» – твердили ей.

На ее двадцать восьмой день рождения Ник подарил ей часы и открытку, на которой написал строчку из старой песни Джона Хайатта[24]: «Одно только время, лишь время наш друг, ведь не замкнуть нам времени круг».

Ровно через девять дней он погиб.

«Ведь не замкнуть нам времени круг».

В тот день это звучало просто чудесно. Она поцеловала его и сказала, что да, это полная правда. Что потом было доказано – неопровержимо доказано самым ужасным образом. Никуда ей от него не деться – время для них не закончилось и не закончится никогда.

– Я совсем не хотел вас расстраивать, – заметил Коннор.

– А ты меня нисколечко и не расстроил.

– Тогда почему вы плачете?

Ханна этого даже не заметила. Утерла лицо и сказала:

– Да так просто. Тяжелый денек выдался.

– Угу.

Тут она припомнила, как Коннор пришел к ней в полной темноте, с одним лишь налобным фонариком, кое-как пробивающим непроглядную черноту перед глазами. Он несколько часов провел в пути, чтобы добраться к ней, и ни секунды не спал с того самого момента, как появился на вышке. И вот она стоит тут, оплакивая мертвеца, а прямо перед ней живой человек нуждается в помощи!

– Нам надо пройти еще совсем чуть-чуть, – сказала Ханна. – Я хочу, чтобы от вышки нас отделяло как можно большее расстояние. А потом можно немного передохнуть.

– Вы думаете, это безопасно?

Она указала вперед, в темноту.

– В какой-то момент начнутся более серьезные склоны. Вверх или вниз – без разницы, но в любом случае придется туго. Спускаться вниз наверняка более опасно, особенно в темноте. Так что давай-ка еще чуть-чуть приналяжем. А потом немного отдохнем.

– Ладно. А с вами точно всё в порядке?

Ханна прицепила флягу обратно на ремень.

– Все отлично, Коннор, все просто отлично. Давай не будем терять времени.

Они разговаривали между собой в точности так, как обещала Эллисон: речь в основном шла про Итана, но сам он в разговоре никак не участвовал – разговор крутился вокруг него. Из услышанного он узнал лишь немногое. Во-первых, их имена – или же, по крайней мере, имена, которыми они друг друга называли. А еще он осознал, что столь леденящего чувства никто у него до сих пор не вызывал. Поначалу подумалось, что это просто из-за полного отсутствия у них чувства страха. Но позже пришла мысль, что причиной было скорее полное отсутствие вообще каких-либо чувств. Любых.

– Итан говорит, что поисковики не обнаружили никаких признаков мальчишки. Вплоть до данного момента он демонстрировал склонность говорить правду. Сказал бы ты, что мы и на сей раз имеем дело с таковой, Патрик?

– Сказал бы, Джек. Сказал бы. Я провел с поисковиками большую часть дня. Ничего не обнаружено. Они потолкались некоторое время возле пожарной вышки, где общались с наблюдательницей, а потом целенаправленно двинулись дальше. Как будто она сказала им что-то, что их приободрило.

– Полное соответствие изложенному Итаном! Как уже говорил, я верю, что он честный человек.

– Достойное качество.

– И впрямь. Причем не только честный, но и благородный. Он предпочел присоединиться к нам, просто чтобы защитить свою супругу. У человека было обилие возможностей создать мне проблемы, возможно, даже сбежать, и все же вот он, по-прежнему с нами, даже ведет нас. Зачем человеку делать такое для таких, как мы?

– Полагаю, чтобы сохранить жизнь упомянутой супруге.

– И вновь святая правда! А Итан, должен тебе сказать, – воистину верный супруг. Зная, что время работает против него, делает все возможное. И все ради нее.

– Чтобы ее защитить.

– Вот именно. Этот человек тут, похоже, чуть ли не местная легенда, и знаешь что? По-моему, он заслужил подобную репутацию. Он из редкой породы, таких теперь нечасто встретишь.

– Похоже, он и впрямь человек благородный, как ты изволил заметить. И верный муж, в чем я ничуть не сомневаюсь. Но есть у меня вопрос, Джек, и имей в виду, что я едва ли желаю подвергнуть сомнению сущность этого доброго человека.

– В чем я нисколько не сомневаюсь.

– Мы сошлись на том, что Итан – человек благородный, отважный, умный и верный. Считаю ли я, что он делает все, что в его силах, только чтобы спасти свою супругу? Конечно! Но я должен признаться, Джек, что меня гложут определенные сомнения относительно его стремления так вот попросту сдать нам этого мальчишку.

– Интересная мысль!

– Он заслужил свою репутацию как защитник, так ведь? Как спаситель людских душ. И все же мы склонны верить, что он ведет нас к мальчишке, все это время прекрасно зная, что мы намереваемся этого мальчишку убить?

– Ты хочешь преуменьшить влияние его супружеского обета?

– А еще я сказал бы, что он смотрит на меня с ненавистью во взоре. С отвращением. С гадливостью. Почему? Только потому, что мне приходилось убивать! И все же, как я уже говорил, продолжает вести нас к мальчишке. Играет самую непосредственную роль в смерти ребенка. Конечно, он может рационально объяснять это тем, что тем самым защищает свою жену… Возможно, я могу это принять. Возможно.

– Что же тогда тебя беспокоит?

– Он знает, зачем мы пришли за мальчишкой. Он знает, что мальчишка представляет для нас угрозу. И, будучи столь смышленым человеком, каким и в самом деле является, Итан сейчас просто не может не сознавать кое-что еще. Можешь угадать, что именно, Джек?

– Похоже, если базироваться на самых простейших умозаключениях, тот факт, что и сам Итан, и его супруга тоже представляют для нас угрозу.