Настолько отлично, что после ночи кутежа на Бурбон-стрит мы с Адамом остались спать в машине. Тревис и Фли предлагали переночевать в их доме, но это было до того, как мы потеряли их в веренице баров. К концу вечера (вернее, под утро) ни я, ни Адам не были готовы сесть за руль, да и вообще не могли поручиться, что найдем свой отель. Сиденья автомобиля стали временным ночлегом для нас, впервые за всю кругосветку.

Проспав около шести часов без сновидений, утром я с удивлением обнаружил себя в той же позе на переднем сиденье «Камаро».

— Во рту как в мусорном баке, — прокомментировал Адам свое пробуждение. Его всклокоченная физиономия показалась в зеркале заднего вида. Он посмотрел на свое отражение и кивнул с таким отчаянием, словно подтвердились его худшие опасения. Посмотрел на меня и кивнул снова, из чего я сделал вывод, что выгляжу не лучше.

Тело затекло и закостенело, на щеке виднелся след от сиденья, глаза заплыли и превратились в щелочки. Вид был тот еще. И все-таки, хоть убей, никак не мог понять, почему мы не удосужились добраться до отеля на такси и поспать, как нормальные люди. Последнюю фразу я озвучил вслух. Адам расхохотался, и его смех болью отозвался в висках.

Понимание пришло на парковке «Макдоналдса», когда я методично запихивал в себя бургер с плохо прожаренной картошкой фри, параллельно просматривая записи с камеры Адама.

— Аллах всемогущий! — вскрикнул оператор, когда в кадре появилась группа девиц, танцующих тверк прямо на улице. Его похмелье как рукой сняло. Я ему даже немного позавидовал, поскольку на меня вид трясущихся задниц не произвел такого впечатления.

Далее следовали кадры из бара, где я в неоновом свете пью шот ярко-бирюзового цвета прямо из пробирки. Другой конец пробирки — во рту у симпатичной афроамериканки, и она очень артистично имитирует соответствующие движения ртом.

— Это должно быть в программе, — заявил Адам, давясь своим чизбургером.

— Все что угодно, лишь бы меня отпустило, — невпопад ответил я.

После еды боль в висках прекратилась, хотя какое-то время еще вертолетило. Хорошо, была пасмурная погода и прохладный ветерок, но мысль о девятичасовой дороге до Техаса по-прежнему приводила меня в ужас. Примерно через час езды по трассе мы поймали здоровенный автомобильный колпак. Металлическая штуковина просто на ходу попала между колесом и крылом, издав один из самых отвратительных звуков, которые я слышал в своей жизни. Железом по стеклу — это цветочки по сравнению с ним. Просто чудо, что этот колесный колпак не повредил ничего в «Камаро», а иначе мне пришлось бы не только заехать на СТО, но еще и отстегнуть прокату кругленькую сумму.

Не считая этого неприятного инцидента, добрались до Техаса без приключений. Мы держали путь в пригород, в небольшое закрытое комьюнити авиапилотов, которые также выращивают орехи, — Пекан Плантейшен. Примечательно, что американцы объединялись не в коттеджные городки, как у нас на родине, а именно в сообщества. В какой-то мере это передавало дух базовых ценностей страны, в которых главная роль отводилась людям.

На Штаты уже опустилась глубокая ночь, поэтому я не слишком удивился, что на въезде в закрытое комьюнити, куда мы приехали в гости к одной знакомой девушке из Украины, дежурил охранник. Паренек лет четырнадцати, но уже такой важный и гордый от порученной ему работы. Он подошел к машине, будто в замедленной съемке, как-то нерешительно и остановился в метре. В черных брюках, черной рубашке с коротким рукавом и черной кепке он казался тенью и будто даже сам немного скукожился под нашими с Адамом взглядами.

— Это частная территория, сэр, — оповестил он ломающимся, как у всех подростков, голосом. — У вас есть пропуск?

— Пропуска нет, но мы приехали в гости по приглашению, — сообщил я ему, ничуть не сомневаясь, что бюрократия не возымеет здесь власти. Тщетно.

— Мне жаль, сэр, но нужен пропуск, — непреклонно повторил паренек.

Усталость от похмелья и многочасовой дороги тяжело наваливалась на веки, на туловище, на конечности, и единственное, о чем я мечтал, — поскорее завалиться в кровать и проспать как минимум до обеда. И этот маленький упертый страж олицетворял самое нелепое препятствие, которое к тому же периодически встречалось на моем пути в разных вариациях. Сначала на венгерской границе, где меня мурыжили несколько часов из-за ерунды, потом в Тунисе, теперь здесь — в свободной Америке, в каком-то ореховом комьюнити посреди Техаса.

— Послушай, ну что мы, по-твоему, орехи пекан приехали красть среди ночи? Пусти нас уже, парень, — сказал я через окно, затем повернулся и добавил Адаму на камеру: — Какой маленький, а какой уже серьезный.

— Мне жаль, сэр, но нужен пропуск, — в очередной раз повторил страж свою мантру.

Вот уж поистине бюрократия — это вездесущая плесень, которая расползлась по миру и добралась даже до Пекан Плантейшен. Пришлось звонить своей украинской знакомой и просить объяснить пареньку по телефону, что мы не какие-то там ореховые воры, а вполне приличные путешественники.

— Ну как, сойдет за пропуск? — уточнил у паренька, когда тот повесил трубку.

— Да, сэр, можете проезжать, — с видимым облегчением ответил он и открыл автоматические ворота.

Напоследок я решил спросить у него про мечту, как бы странно ни звучал вопрос в тех обстоятельствах.

— Это ужасно, сэр, — ответил паренек, потупившись, и как будто сжался еще больше обычного. — Но я просто хочу не быть больным.

Мои брови поползли вверх сами по себе, следующий вопрос вырвался мимо воли:

— В каком смысле не быть больным?

— Я родился с проблемой жизненной системы, — сказал он таким голосом, словно стыдился, но взгляд из-под черной кепки горел какой-то истинно детской обидой. — Мои легкие и пищеварительная система не работают без лекарств. Поэтому я просто хочу быть здоровым. И жить на полную, нормальной жизнью.

На мгновение я отвернулся так, чтобы камера Адама не ухватила мой взгляд. Этот обессиленный парень, несмотря на болезнь, упрямо стоял на входе в ореховое комьюнити и не пускал двух взрослых мужиков, которые ломились без пропуска. Любой другой, может, и сдался бы давно, даже здоровый, но для него это было делом жизни — не впускать чужаков, быть полезным обществу. Мне оставалось только поблагодарить его, стараясь не показать свою жалость и сожаление от того, как настойчиво я пытался прорваться.

— Ого, — выдохнул, как только мы немного отъехали от входа. — Это первая такая мечта за всю кругосветку… Трогательная и сложная. И хватило силы духа признаться.

— Зря мы его штурмовали, — добавил Адам.

— Зря. Пусть у него все получится.

А вдруг чудеса все-таки случаются?