Еще одна даже не незадача, а полнейшая катастрофа заключалась в том, что по закону я должен был лично прийти в посольство Франции в Украине, сдать отпечатки, подписать заявление и сделать это не позднее чем за три месяца до даты въезда на чертов Бора-Бора. Но по правилам Британского географического общества летать, преодолевая путь кругосветки, я не мог. Безумный полет на малой высоте над Пекан Плантейшен не в счет. Купить авиабилет в Киев — это крах. А путь туда-назад без перелетов за визой занял бы столько времени, что обломился бы весь маршрут, корабль в Антарктиду и тихоокеанский корабль тоже.

На кону с одной стороны стояла кругленькая сумма, которую даже платить за круиз было больно, не то что безвозвратно терять. С другой — абсолютный провал и срыв вообще всей кругосветки. За плечами — больше восемнадцати тысяч километров пути, а впереди — пока только неопределенность, которая давила, давила, давила.

На следующий день я подвез Адама в аэропорт и встал в хвосте бесконечно длинной очереди во французском консульстве. Даже не подозревал, что столько американцев горят желанием отправиться на какой-нибудь Таити.

«Таити, Таити — нас и тут неплохо кормят!»

Сидя в холле на неудобном пластиковом стуле, я размышлял о том, как люди сами себе усложняют жизнь. Вот мог же не ставить себе дурацких путешественнических правил, летать туда-сюда без ограничений. Такая кругосветка и времени бы заняла в три раза меньше, ведь добрую часть пути составляли трансокеанские круизы. И денег бы сэкономил знатно. А главный аргумент — вместо того, чтобы караулить сейчас в посольстве без каких-либо гарантий, я мог бы преспокойно полететь на комфортабельном самолете в Киев, сдать там все документы, повидать родных и через три-четыре дня вернуться с готовенькой визой на руках. Но нет же, всему этому предпочел очередной бюрократический ад.

Я запретил себе мусолить эти мысли слабака и надеялся на одну микроскопическую лазейку: в исключительных случаях визу для посещения территорий Франции могли выдать не по месту проживания. Уж что-что, а мой случай вполне вписывается в категорию исключительных, но этот вопрос целиком и полностью зависел от консула. И вот я сдался на его милость здесь, в Хьюстоне, США. Где могло произойти это чудо, как не в стране великих возможностей?

Примерно через три часа тягостного ожидания назвали мою фамилию и пригласили в отдельный кабинет. Я встрепенулся, будто сквозь мрачные тучи пробился слабый лучик надежды. Американские служащие держались вежливо, ободряюще улыбались и кивали головой, выражая полное понимание и сочувствие. Вдохновленный такой реакцией, я распинался о кругосветке, как Цезарь перед Сенатом. И точно так же получил ножевой удар от Брута.

— Пардон, мы все понимаем, но ничем не можем помочь. Открыть визу по исключительному случаю в компетенции только консула в Вашингтоне.

Красноречие вмиг утекло, как сточные воды через решетку канализации. Я еще что-то блеял про «пан или пропал», отчаянно пытаясь донести до чиновников смысл украинской пословицы на английском. И снова — сочувствующие кивки, «пардон, ничем не можем помочь». Посоветовали написать в Вашингтон и в письме обосновать, что мой случай и есть тот самый — исключительный, прости господи.

— Кому писать, блин? На деревню дедушке, Константину Макаровичу, — раздраженно пробормотал я, покидая кабинет ни с чем.

— Да не переживай так, парень. Все решится, — философски протянул чернокожий уборщик в коридоре. Оперся подбородком о швабру, что сделало его похожим на статую мыслителя. — Маленькие неприятности не стоят твоего внимания, а большие — твоих нервов. Или как там у вас в России говорят?

— Я из Украины, — поправил машинально.

— Украина, вы молодцы, — не растерялся уборщик. — Упорная страна, упорные люди. У тебя все получится.

Я рассмотрел его более внимательно. Здоровенный такой, ростом под два метра, тучный — кровь с молоком. На нем была форменная белая рубашка с бейджем. Перед глазами предстала каноничная сцена из фильма. Уборщик по-отечески улыбается и говорит, чтобы шел домой и ни о чем не переживал. Возвращаюсь в апартаменты, а на тумбочке волшебным образом появился конверт с моим загранпаспортом и готовой визой. А потом в кадре крупным планом бейдж, на котором написано: «БОГ».

Я вздохнул с сожалением, понимая, что жизнь — далеко не комедия «Артемий Всемогущий». Благодарно кивнул уборщику, в душе по-детски надеясь, что тот все-таки окажется волшебником и поможет мне с визой. Разумеется, никакие конверты меня по приходе в гостиницу не ждали.

И все же капитулировать я отказался. Как тот баран, бился лбом в закрытые ворота, настойчиво отправлял в Вашингтон письмо за письмом, обрывал телефоны посольства, просил соединить с консулом, просил помощи у знакомых в соцсетях и ждал, ждал, ждал. Так прошла вся последующая неделя — в нескончаемом ожидании и деградации. Адам уехал и забрал с собой вдохновение снимать сюжеты. Я шатался по Хьюстону, ел, пил, спал. Почти ни с кем не общался, только с ванлайферами, которые по доброте душевной и большому терпению помогали мне с переводом документов.

В каждом ожидании настает такой момент, когда доходишь до ручки. У меня такой момент настал, когда на том конце провода в Вашингтоне даже не потрудились ответить дежурное вежливое: «Простите, консул не может сейчас говорить», а вместо этого, не мудрствуя, повесили трубку. Тогда я понял: ждать манны небесной бесполезно. Или Америка — страна возможностей только для американцев?

Время уже даже не шло, оно бежало сломя голову. И я принял решение — рвать в Мексику! Может, там французы-дипломаты добрее? И вдруг удача мне все-таки улыбнется. Через час уже сделал чекаут из опостылевших апартаментов, сдал «Камаро» в точке проката и со всеми пожитками стоял на кассе автовокзала, полный решимости добраться до завтра в Мексику во что бы то ни стало.

От Хьюстона до Сан-Антонио, где предстояла первая пересадка, всего двести километров. Автобус американской компании «Грейхаунд» тащился со скоростью черепахи. Вокруг сидели какие-то лица неблагополучной наружности — бедная шпана с карманами, набитыми травой, афроамериканцы бомжеватого вида, старушка, которая всю дорогу шамкала. Вдобавок ко всему я опасался, что меня продует: поток воздуха из кондиционера был такой холодный, что пришлось снять носок и заткнуть им отверстие на панели сверху. И все бы ничего, если бы автобус прибыл вовремя. Но он опоздал на два часа, а рейс из Сан-Антонио до границы с Мексикой уже ушел.

— Как, блин, можно опоздать на два часа? Тут ехать всего два часа! — вслух возмущался я, забирая чемоданы из багажного отсека. Потом я понял, что общаюсь сам