class="p1">Я сидел в библиотеке и вычитывал в очередной книге, как освободить свою душу от клятвы и позволить ей уйти в Забвение. Но каждая зацепка не несла никакой пользы. Я любил большую часть времени проводить в человеческом обличье, которое позволяло чувствовать себя частью живого мира.

Лемуры обладали безграничным багажом знаний, но сейчас они не помогали, а лишь запутывали. Я винил себя в том, что, рассказав Мулцибе́ру про возможное спасение сатира, подтолкнул его своими руками в бездну, откуда пока не мог выбраться. Демон не смог расшифровать мое послание и решился на крайние меры – обратиться к морским девам, сиренам, в жилах которых струились чистое коварство и выгода. Это я заставил Высших дать это задание, чтобы тот испытал собственные силы и сделал шаг навстречу освобождению. Левкосия ни за что бы не поделилась с Мулцибе́ром частью своих сил – голосом, который мог заговорить эликсир, помочь сотворить любое заклинание. Но я не учел одного – зверь, спавший столько лет, наконец-то освободился, и его голод будет множиться из года в год все сильнее.

Как только Мулцибе́р появился на свет, Смерть пришла ко мне – величественная, пугающая, манящая, и попросила запечатать силу демона, пока не придет время. Она была коварна, так коварна – рассказы про жену и ребенка даже спустя столько лет отзывались тупой болью в груди. Хлоя показывала видения, как семья по ту сторону Забвения ели сладкие фрукты в белых одеяниях, они смеялись, в их глазах отражались счастье и покой, которые я не мог им дать. И я сдался. Чтобы моя душа воссоединилась с женой и сыном, нужны были благословение Смерти и проклятие Жизни. И я пошел на сделку.

Дар Мулцибе́ра, которым он обладал, не был развит. Я подсказал Смерти, как закупорить его, словно туман в банке, и как активировать. Демон был силен, тяга к тьме была неимоверной, несмотря на то что его родители были ангелы.

Дар Высшего заключался в том, чтобы не просто узнавать эмоции людей, вселять в них желание и похоть, подпитываться ими, – он был вершителем судеб, палачом отступников. Его магия сильна, и, лишь освободив внутреннего зверя, демон позволил ей пролиться и узнать истинную мощь своих возможностей. Помимо основного дара, Высший теперь смог проникать в сны и вселять мысли, угодные ему. Мог насильно питаться эмоциями людей – радостью, счастьем, похотью, используя их для насыщения сосуда души, давая взамен чувство одиночества, зависти, отчаяния. Мулцибе́р был рожден, чтобы принести на земли континента равновесие, но он принесет лишь хаос. Ему нужен был стабилизатор – такой же, как он, – проклятый Жизнью, благословленный Смертью.

Кто смог бы блокировать его силы, уравновесить добро и зло. Чтобы обрести дар той, в ком течет магия Жизни, в полную силу – необходимо убить. Именно это я и сделал.

Я сливался с сумраком ночи и следил за феей, наблюдал за ней при свете дня. Непокорная, несломленная, так нуждающаяся в заботе и любви. Она могла излечивать болезнь одним лишь прикосновением, могла видеть ауру и латать душу, но не это было ее силой. Фея – уравнитель, созданный для Мулцибе́ра. Джойс возродила ее по подобию себя, наделив теми качествами, которые идеально подойдут для демона – гордость, величественность, нерастраченная любовь и нежность. Именно поэтому фея после возрождения умела говорить, ходить и мыслить – Жизнь отдала ей часть своей души.

Я потратил несколько дней, чтобы приготовить эликсир и сотворить заклинание. Под покровом ночи тенью покинул крепость и нашел останки некогда могущественного существа. Эликсиром из крови дракона, дриады и банши напитал землю, позволяя магии пробудить потомка офиотавра. Я вдыхал запах разложений и тленности, наблюдая за тем, как кости существа прорываются сквозь землю, соединяясь воедино и обрастая плотью. Бык медленно и неуклюже поднимался и пытался сделать неуверенные движения. Я лишь наблюдал со стороны и, не выдержав, сделал пару шагов к существу, вытянув руку вперед. Тот, вскинув затуманенные глаза, выпустил облако пара из ноздрей и выставил обрубленные рога. Я медленно подплывал к быку, чувствуя его страх, осознание собственной беспомощности.

– Все хорошо. Прости, что побеспокоил твой сон, но мне нужна помощь.

Бык не сводил с меня дьявольских глаз, приподняв голову и убрав рога. Он был заинтересован.

– Твои останки похоронили здесь, в лесу, не дав возможности уйти к прародителю и обрести покой. Я могу сделать так, чтобы ты вернулся к семье, стал свободен.

Я остановился в нескольких шагах от существа. Оно несколько мгновений сверлило меня взглядом, а затем едва заметно кивнуло, позволив положить ладонь на морду.

– Нам нужно найти фею и напугать, чтобы дар проснулся. Ты должен пожертвовать собой, чтобы спастись.

Воспоминания прервал стук в дверь.

– Архстанг[1].

Я удивленно хмыкнул, увидев на пороге сатира. Моя улыбка медленно поползла вниз, когда увидел, как дрожит тело Клерса. Тот стоял, обхватив себя руками, едва сдерживая слезы. Но больше меня привлекло другое. Его аура, которую отравляла болезнь, светилась золотисто-багровым светом. От недуга не осталось и следа. Я встал так резко, что ножки стула заскрипели с противным звуком. Клерс, встрепенувшись, удивленно на меня воззрился.

– Как ты себя чувствуешь? – выпалил я. Несмотря на все наши разногласия, было жаль сатира – такой судьбе не позавидовало бы ни одно живое существо. Но его смиренность вызывала волну гнева и раздражения.

– Решил поинтересоваться, как я себя чувствую? Сейчас? Серьезно?

– Постой! – выкрикнул я, когда сатир развернулся и схватился за дверную ручку.

– Я лишь хотел попрощаться, понимаешь? – с разочарованием и обидой произнес сатир. Я услышал, как голос его дрогнул, но решил промолчать. Слова не шли на ум, и сатир спустя пару минут тишины вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

Я провел пятерней по лицу и шумно выдохнул.

Луны лик на небосводе,

Солнца диск, он рядом с ней.

И вода не тушит пламя,

А горит его сильней.

Когда льва убьет ягненок,

А змею ее же яд,

В рай душою грешный вступит,

А невинный прямо в ад.

Я судорожно перебирал слова пророчества, силясь понять. Фея убила быка, освободив свой дар. Мулцибе́р впитал страх и отчаяние проклятых душ, отравляя собственную тем, что может вселять другим. Но ад и рай… неужели они встретились в Забвении, откуда никто не возвращался живым?..

Клерс

Лежа на кровати, я отсчитывал минуты до своего тридцатилетия. Сумраки, окутывающие комнату, больше не пугали – их темнота