успокаивала, даровала надежду, которой не суждено воплотиться в жизнь. Подушка приятно холодила кожу, впитывая непрошеные слезы, душившие изнутри. Поджав колени к груди, обхватил копыта руками, всматриваясь в открытое окно, – осенний ветер срывал пожелтевшие листья с ветвей, унося вдаль, оставляя после себя лишь пустоту. Луна освещала своими лучами комнату, скользя по полу и стенам. Где-то вдалеке слышалось уханье сов, что предзнаменовало приближение полночи.

Раз. Два. Три.

Полночь. Я прикрыл глаза, стараясь унять нарастающую панику. Мне уже было тяжело ходить, взбираться на возвышенности и держать что-то подолгу в руках – мышцы ослабли настолько, что большую часть времени предпочитал проводить в постели. Оставшиеся силы потратил на спасение незнакомки в лесу, которая спала в одной постели с Мулцибе́ром за стеной. Я слышал их размеренное дыхание и шорох простыней, и это понемногу успокаивало.

Сатир, как только наступил день его рождения, в одночасье превратился в подобие живого существа – он лежал неподвижно, лишь глаза выдавали признаки жизни. Ходили легенды, что Аид проклял нас за то, что предали его и ушли в услужение другому богу. Существа долгое время были его верными рабами, которых он воссоздал из собственной плоти, заставляя выполнять роль шутов и виноделов. Аид щедро награждал каждого – по истечении тридцати лет он отправлял сатиров на землю, где позволял прожить душе воплощение в смертном теле. Мы могли любить, дышать, не задыхаясь запахами испарений и серы. Но сатиры вскоре поняли, что такая жизнь им больше по нраву, и все чаще отказывались после смерти возвращаться в услужение богу, прервав цикличность. Аид не мог использовать силу на земле, там, где властвует жизнь, и поэтому лишь с ненавистью наблюдал, как его творения покидали родные земли подземного царства и обустраивались среди живых существ.

И бог прогневался. Вобрав всю силу, на которую был способен, он проклял сатиров, обрекая тех на муки – цикличность – перерождение. Сатиры, достигнув тридцати лет, не покидали землю, они становились живыми призраками. Души, которые оказались заперты в клетке парализованного тела. Аид отказался принимать предателей обратно в подземное царство, нарекая, что сатиры могут умереть лишь тогда, когда Смерть позовет их. Но она, казалось, не торопилась прийти по их душу и забрать в Забвение, где истерзанные жизнью существа найдут покой. Сатиры по несколько десятков лет ждали зова и, не раздумывая, шли, как только Смерть появлялась в их снах или наяву. Отцу оставался еще год до распространения болезни, до которой он не успел дожить. Не знаю, то ли благодарить деву с косой, что пришла по его душу раньше, то ли проклинать и надеяться, что она испытает всю горечь потери на собственной шкуре, как когда-то это сделал я.

«Лишь тот, в ком течет кровь Смерти, способен дать вам покой. Но не каждый дарует его из благих намерений. Порой цена за освобождение может быть слишком высока».

Среди сатиров ходила молва, что в краях начал появляться незнакомец, который заключал с существами сделку и обещал долгожданное освобождение. И он не соврал. Как только пергамент был подписан кровью, сатира на следующее утро находили мертвым и обескровленным в собственной кровати – лишь иссушенное тело, сосуд для души, которая вновь вернется на землю спустя несколько лет, как только получит наставление в Забвении, какой урок от перерождения она должна вынести в этот раз. Существа боялись незнакомца, но страх перед несколькими годами агонии в собственном теле пугали куда больше. Мы заключали сделки, в глубине души надеясь, что желание исполнится: кто-то встретит любовь, кто-то станет прислуживать при Высших, но итог был всегда один – смерть.

Но за последние годы все изменилось. Сатиры, казалось, смирились со своей участью и принимали ее с отчаянием и уверенностью, страхом в глазах и решимостью в сердце. И сделки с незнакомцем стали исключением, нежели нормой. Но мы не учли одного – зверь чувствует страх на расстоянии и придет за своей жертвой. Набеги на селение стали все чаще, но в ту ночь, когда погиб отец, что-то дикое, необузданное было во тьме, которая уничтожала каждого на своем пути. От него веяло отчаянием и разочарованием, болью и ненавистью так ощутимо, что от одного воспоминания бросило в дрожь.

Никто не пытался узнать, что за незнакомец заключал сделки, какими темными силами обладал, для чего ему нужны души сатиров, которые испокон веков не представляли собой значимости.

Вздохнув, я почувствовал, как кольнуло сердце, будто в него вставили дюжину иголок. Я пытался сделать вдох, но с губ срывался лишь хрип. Схватившись за грудь, зажмурился от боли и, перекатившись на бок, рухнул с кровати, ударившись головой. В глазах помутнело, тело налилось свинцом, кости будто ломало изнутри, заставляя испытать нестерпимую боль. Сердце билось о ребра, не позволяя сделать полноценного вдоха.

Последнее, что увидел, была вспышка молнии, рассекавшей небосвод.

Глава 15

Скинь оковы сна и начни проживать путь заново.

Предрассветный час скорой встречи

Касандра

Сквозь пелену воспоминаний я вынырнула из сна, услышав раскат грома. Вдохнув полной грудью, подскочила на кровати и тихо всхлипнула, силясь понять, как оказалась в окутанной сумраком чужой комнате. На кровати лежал мужчина, чье прерывистое дыхание и глубокая складка меж бровей делали выражение его лица поистине ужасающим. Точеные черты, от которых веяло опасностью, чуть дрогнули. Прижав к груди одеяло, пыталась в темноте отыскать свою одежду, но все было тщетно. Я склонилась над мужчиной и прислушалась к его дыханию, оперевшись о грудь, через которую трепетало сердце. Внезапно незнакомец обхватил мое тело руками, прижал к себе, коснувшись губами шеи, и прошептал: «Мираж ты или настоящая?»

С силой отшвырнув от себя мужчину, рухнула на кровать и откинула одеяло, затаив дыхание. Его аура сплошь покрыта шрамами и рваными дырами, сквозь которые можно было увидеть лунный свет. Убедившись, что мужчина крепко спит, я порывисто обхватила его за шею, прижавшись своей грудью к его.

– Когда-нибудь я поплачусь за свою доброту.

Выждав несколько минут, отпрянула от мужчины и положила руки на колени, наблюдая за тем, как медленно затягивались раны. Где-то в глубине души зародилось чувство тоски, которое начало изъедать изнутри. Глядя на незнакомца, я испытала непонятные эмоции, которые пугали и восхищали одновременно. Будто узел, сидящий долгое время в душе, медленно начал развязываться. Если первые движения были порывисты и вызвали желание помочь, то сейчас мне хотелось прикоснуться к лицу незнакомца. Я просто хотела этого. Щетина приятно царапала