Воображение играло с ним странную штуку: прикрывая глаза, он видел, как противоположный берег поднимается из воды, становясь высоким, обрывистым, и различал на нем две фигурки, скачущие верхом по самому краю. Сощурившись, Арефьев смог разобрать, что это две девушки. Первая – темноволосая, вторая – русая, едва поспевающая за хозяйкой.

Внезапно Максим понял, кто перед ним, и тут же – словно к глазам приставили бинокль – всадницы приблизились, оказались совсем рядом.

– Ольга Павловна, не уйдем! – отчаянно крикнула русая, стуча по бокам низкорослой лошадки босыми пятками. – Близко они!

Та, кого она назвала Ольгой, резко повернула коня, осадила, вглядываясь вдаль, закусила губу.

– Пашенька… – начала она, тяжело дыша. – Ты вот что… садись на моего Маркиза и скачи в город. Луна устала, ей тебя не вывезти.

– Как же так… Ольга Павловна, а вы?!

– Догонят они нас, Паша, – обреченно выдохнула девушка. – Обеих убьют. А если я останусь, за тобой не погонятся.

– Святый Боже, да что ж вы такое говорите-то?! – Паша заплакала. – Неужто я вас брошу?

– Бросишь! Я тебе приказываю!

Ольга спрыгнула на землю, перехватила крепче повод.

– А я вашего приказа не послушаюсь! – крикнула девушка. – А ну вертайтесь на Маркиза! Или уж обе в реку прыгнем, чтоб живыми убивцам не даваться!

– Да если б ты, дурочка, плавать умела! – в отчаянии воскликнула Ольга, и вдруг лицо ее озарилось. – Господи, Паша, а ведь в самом деле… А ну слушай меня!

Где-то совсем рядом с Максимом взревела река, словно предчувствуя добычу. Плеснула волна, и спешившиеся всадницы на обрыве вновь оказались далеко, а затем силуэты их и вовсе размыло водой, будто нарисованные на песке.

* * *

– Нет, это не конвульсии, конечно, – устало сказал нейрохирург, которого Борис Осипович привел в палату. – Он просто видит сон.

– Может быть, нам… – начал Борис, но тут в палату заглянула медсестра, перебила его на полуслове:

– Иван Степанович, Сапожников уже здесь, вас спрашивал!

– Прекрасно! – оживился врач. – Ну все, сейчас на томограмму, а там будет ясно, чего ожидать.

Когда Максима увезли, Борис Осипович рассеянно погладил подушку, зачем-то потрогал капельницу и с силой провел рукой по лбу. «Все будет хорошо, – сказал он себе. – Все будет хорошо!»

Но это не помогло. Борис Осипович вдруг снова ощутил стойкий запах реанимационной палаты, к которому, казалось, так привык за эти несколько суток, что уже не замечал, и этот запах выбил у него все зачатки уверенности в хорошем.

Он огляделся вокруг, будто ища то, что могло бы придать ему душевных сил, и, не увидев ничего подходящего, сунул руку в карман – за сигаретами. Как будто здесь можно курить! Пачки в кармане не оказалось – она давно была выкурена возле госпиталя, – а вместо нее пальцы нащупали холодный кругляш. Борис Осипович, никогда не носивший мелочь в карманах, вытащил его – и золотая монета с профилем Николая Второго блеснула на его ладони. Он вспомнил, что обнаружил ее забытой на полке почти сразу после отъезда Максима, и даже позвонил ему, но тот не слышал звонка, а когда наконец взял трубку, был уже слишком далеко, чтобы возвращаться. Максим огорчился: эту монетку, которую когда-то отчим спрятал под лестницей в овраге, он всегда брал с собой в походы – «на счастье». После того как Борису Осиповичу позвонили из госпиталя, он, не задумываясь, сунул монету в карман – и забыл про нее.

«Хорошо, что не потерялась», – подумал он теперь, вертя ее в пальцах. Подкинул несколько раз, следя за ее вращением, и почувствовал, что успокаивается.

Борис Осипович переложил монету в нагрудный карман и тщательно застегнул его. «Отдам Максиму, когда придет в себя».

* * *

Для очистки совести Сергей все-таки поехал в фирму, которая наняла на работу Наташу Куликову, но, как и опасался, не услышал ничего, что могло бы пролить свет на ее похищение. Сотрудники сообщили, что их уже допрашивали «товарищи из милиции», но и тем повезло не больше, чем Бабкину.

– Ох, ничегошеньки мы не знаем! – удрученно сказала ему девушка-менеджер. – Какой-то бред… Наташку похитили! Просто в голове не укладывается! Может, это какой-нибудь поклонник? Я так следователю и сказала: «Наташа – такая девушка, что от нее глаз не отведешь, она многим у нас нравится. Вдруг нашелся псих, который решил ее в подвале заточить и любоваться ею?» Между прочим, даже книга такая есть… Что-то там про бабочек в названии. Как раз об этом! Я следователю говорю: «Вы почитайте, может, полезные выводы для себя сделаете».

– А следователь что? – не удержался от вопроса Бабкин.

– Сказал – обязательно прочитает.

Вернувшись, Сергей из прихожей громко спросил:

– Как называется книга, в которой псих заточил в подвал девушку, чтобы любоваться ею? В названии должно быть слово «бабочки».

Макар выглянул из комнаты, окинул напарника хорошо знакомым тому взглядом, в котором читалось снисхождение к его, Бабкина, невежественности:

– Книга называется «Коллекционер», написал ее Джон Фаулз.

– А где бабочки? – удивился Сергей. – Были обещаны бабочки!

– Превратились в гусениц и уползли на капусту. Откуда такой интерес к английской литературе, мой дремучий друг?

– Рассматривал одну из версий похищения Куликовой, выдвинутую ее коллегой. – Бабкин привычно проигнорировал «дремучего друга».

– Догадываюсь, какую. Я даже мог бы в нее поверить, – после некоторого раздумья откликнулся Илюшин, – если бы не один важный момент: девушку увели двое мужчин. Уверяю тебя, сумасшедший оказался бы куда изобретательнее и не стал бы привлекать посторонних. Нет, поверь мне, похищение Куликовой связано с манускриптом…

– Дался тебе этот манускрипт! – раздраженно воскликнул Сергей.

Он вошел в комнату и остановился, ошеломленный увиденным.

Пока Бабкин беседовал с коллегами и начальством Куликовой, Макар не терял времени зря. Комната выглядела так, будто в ней порезвился художник-самоучка. Ковер, кресло, стол были завалены страницами, на которых Сергей разглядел уже знакомых ему обнаженных женщин в подобии чанов, напоминавших гороховые стручки, растения, которых он никогда не видел, круги разных диаметров, наводившие на мысль о солнечной системе. Принтер гудел, выдавая новые распечатанные листы с рисунками и загадочным текстом.

– Что ты делаешь?

– Распечатываю манускрипт.

– Весь?!

– Он не такой уж и большой. Просто пришлось делать это два раза. Первая копия вышла почти слепая, но теперь я нашел в Интернете нормальную ссылку. Мне нужно проверить кое-какую идею, а собранного в одном месте алфавита я не смог отыскать.

– Зачем тебе алфавит?

Принтер выбросил последний лист бумаги, помигал красным светящимся глазом и затих. Илюшин не глядя протянул руку и взял со стола копию послания, оставленного Наташей Куликовой на стене ее квартиры.