– Ладно, оставим пока тайны цирка, – вздохнула Графиня, видимо, поняв, что не найдет в Ковбое сочувствующего собеседника. – С Крис-то что делать? Я здесь не первый год, я видела, как приходят новенькие. Это всегда происходило одинаково. И вот моя удача: в первый же день моего вынужденного директорствования на меня валится новенькая, с которой все идет не так!

– Считай, это твое боевое крещение. А с новенькой все решится, вот увидишь.

– Хотела бы я относиться к жизни так же легко. Не можешь решить проблему прямо сейчас? Ну и не беспокойся тогда о ней, живи себе дальше!

– Можешь начать тренироваться прямо сейчас; тебе не помешает приобрести немного здорового пофигизма. Особенно в нынешней должности.

– Спасибо, – вдруг негромко поблагодарила Графиня.

– За что?

– За то, что выслушал. Всего пара дней, а я уже так устала от всех сомнений и переживаний!

– Всегда к твоим услугам, Графиня, – с легкой насмешкой ответил Ковбой. – Обращайся в любой момент, когда у Ласа не получается дать тебе то, что нужно.

– Не начинай, а? – устало попросила Графиня.

– Поздно. Уже начал. Серьезно, я не понимаю. Ты сильная женщина. Зачем тебе рядом такой слабак?

– Лас не слабак, – перебила Графиня, но даже на слух Кристины ее тону не хватало убежденности. – Он просто… не проявляет сильных эмоций на людях.

– Ха! На его женщину прилюдно наезжает какой-то хам, а он стоит и помалкивает!

– Придержи, пожалуйста, свои патриархальные замашки при себе! «Его» женщина, надо же! Что я тебе, собственность?

– Простите, мадам феминистка, – насмешливо протянул Ковбой и продолжил куда более серьезным тоном: – Ладно, пусть не слабак. Назовем его «нерешительный». «Слабохарактерный». Да я могу еще массу синонимов подобрать! Но дело же не в этом. Зачем он тебе? Потому что с ним удобно? Просто чтобы был? Или это уже привычка, и он стал для тебя тем чемоданом без ручки, который жалко бросить? А может, ты просто боишься одиночества?

– А если и так – то что? – с вызовом спросила Графиня.

– Есть куда более достойные кандидаты, чтобы скрасить твое одиночество.

– Уж не свою ли кандидатуру ты так тонко предлагаешь?

– А если и так?

Голос Графини изменился, обрел знакомую твердость.

– Это абстрактное предположение?

Ковбой ответил не сразу.

– Не абстрактное, – наконец ответил он.

– Тогда слушаю, – сказала Графиня. И когда ответа не получила, насмешливо продолжила: – Что, решимости хватает только на критику Ласа?

– Не вижу смысла делать свое предложение, когда знаю, что от него откажутся.

– С чего ты так уверен, что я откажусь?

– Вижу по твоему воинственному настрою, – тон Ковбоя изменился, стал легким и чуть ироничным. – Нет, дорогая Графиня, свое предложение я приберегу для более удачного момента. Но ты помни, что и до той поры можешь всегда меня позвать; я не против доделать то, что не может твой Лас.

– Знаешь что? Иди ты! – сказала Графиня, но в ее словах не было злости, скорее усталость.

– Слушаю и повинуюсь, мадам директор, – насмешливо протянул Ковбой, и Кристина сообразила, что приличия ради ей стоит хотя бы отойти подальше, чтобы не было так очевидно, чем она тут последние несколько минут занималась.

Выскочивший из трейлера Ковбой Кристину словно не заметил; нахмуренный и сосредоточенный, он широким шагом зашагал прочь.

Выждав для приличия пару минут, Кристина поднялась по двум ступеням, ведущим ко входу, и вежливо постучала.

* * *

Принтер заработал в тот самый момент, когда Кристина зашла в трейлер, и потому Графиня смогла ответить на ее вопрос практически сразу же, надо было только дождаться, когда из недр механизма выползет весь лист целиком.

Два дня до следующего представления. От сердца немного отлегло; еще есть время, еще есть шанс понять свое цирковое предназначение.

Возвращаясь обратно к себе, Кристина напряженно размышляла. Но не о том, почему она вдруг начала видеть ауры людей и предметов; мозг сам поместил случившееся в категорию необъяснимого и аккуратно поставил на ту же дальнюю полочку, что и все остальное, связанное с этим странным цирком. Этакое «может, когда-то и узнаю, а до той поры бессмысленно терзать себя вопросами».

Размышляла же Кристина над тем, что ей удалось услышать: другие цирки, какие-то гончие, шпионы, охотники и Изначальный цирк. Что же это за мир такой, в который она попала? Вроде смотришь – все то же самое, что и всегда: те же города, те же дороги и машины, те же люди… А мир – другой. Незаметно вплелся в привычную реальность и сосуществует с ней одновременно и параллельно. Так близко, совсем рядом! И в то же время так далеко – не пересечь!

Вернувшись в свой трейлер, Кристина молча уселась на кровать и уставилась в окно, на безлюдный пейзаж. Вскоре автокараван тронулся и быстро покатил дальше. Леса сменялись полями, поля – лесами. Трасса оставалась неестественно пустой, ни единой машины. Под мерное укачивание начинало всерьез казаться, что привычный мир исчез, что нет больше городов и поселков, нет людей, а остался только их цирк – один на целом свете…

Кристина настолько глубоко погрузилась в странное состояние между бодрствованием и наваждением, что совершенно потеряла счет времени и даже не сразу услышала вопрос Джады:

– Так понимаю, с воздушной гимнастикой не срослось?

– И не только с ней, – ответила Кристина, хотя прекрасно понимала, что Джаду интересует вовсе не ее судьба в цирке, а то, будет ли она выступать с Мануэлем.

Так и хотелось сказать: «Да не нужен мне он сто лет, успокойся уже!» – и раз и навсегда погасить этот источник неприязни Джады, но увы, Кристина не была уверена, что у нее получится сказать это достаточно убедительно. Она опасалась, что ее невольная симпатия, словно своенравный кот, вырвется из-под контроля, и тогда скрыть ее уже не будет никакой возможности.

От прищуренных русалочьих глаз разило Арктикой; Джада ждала продолжения. Кристина, в свою очередь, продолжать не собиралась. Оправдываться – тем более; она не сделала ничего такого, что требовало бы извинений и оправданий. К тому же оправдывающийся сразу ставит себя в заведомо проигрышное положение.

– Мне интересно, – наконец заговорила Джада, – что ты такое сказала или сделала, чтобы так зацепить Мануэля? Тут все как только ни старались, что только ни пробовали – а ему хоть бы хны! И вот появляешься ты – и он сам к тебе подходит. Первый!

«Завидуешь?» – так и хотелось сказать Кристине, но она знала, что это только сильнее разожжет конфликт.

– Да ничего я не делала, – вместо этого совершенно искренне ответила она.

– Я бы еще поняла, будь ты какой-то красавицей, – не унималась Джада. – Или было бы в тебе вообще хоть что-то этакое, цепляющее… Но ведь ничего! Ничего, что могло бы его привлечь! Обычная серая мышь.