бородатые имамы из самых ярых, бòльшие махдисты, чем был сам Махди, как он часто о них думал, вспоминая вычитанную где-то шутку. После того, как одного из них застрелили вечером возле собственного дома, Зеркало взорвалось, и не только оно. У входа в одну из церквей, оставшихся от старых времён, полыхнула самодельная бомба, ранив нескольких человек и вызвав пожар. Полетели камни в дома «старых людей», которых подозревали в нелояльности Государству Закона. Новостные сайты пестрели крикливыми заголовками, Стефано брезгливо всматривался в то, что говорит вязь. Фитна! Муамара! А, чтоб дьявол ваши языки на медленном огне поджарил. Как раз когда он кривился, пытаясь понять написанное, раздался короткий стук, дверь скрипнула, и в его комнату вошёл Салах.

И вот они здесь – посреди моря, в дрейфе, в семидесяти милях от Марсалы. И ни туда, ни сюда.

– Нам нельзя возвращаться, – повторил Салах, и белая девушка, до этого сидевшая молча, вмешалась:

– Если мы сейчас вернёмся, и нас выследят, то убьют. Всех. И ничего им за это не будет.

Салах кивнул.

– Нам надо укрыться, хотя бы на время, и посмотреть, какие порты откроют первыми. Таонга, у тебя есть какие-то места на примете, кроме «Аль Мусафир»?

Но африканка не успела ответить, когда заговорил Стефано:

– У меня есть такое место. Старый рыбацкий домик, где мы иногда останавливались с товарищами. Он на Фавиньяне.

Так они и поплыли на Фавиньяну. Сначала, заговорив, Стефано пожалел о свой болтливости, но сейчас, сидя в рубке, думал, что всё-таки подал голос правильно. Бог ведает, в какую дыру завела бы их Таонга, и не сдала бы там полиции или Страже Зеркала. А так он будет, по крайней мере, дома. Ну, или почти дома.

Он поморщился – в тесной рубке ему даже раньше было неудобно, сейчас же и вовсе почти невыносимо. Повреждённое колено, растревоженное по пути в порт, мерзко пульсировало, ребра нещадно ныли, сломанная рука висела на повязке, как подвешенная на шею гиря. Странно, что в таком состоянии у него вообще получалось управлять катером.

И всё-таки в море хорошо. Стефано ещё раз окинул взглядом горизонт – не потому, что не знал, куда править, просто наслаждаясь видом. Лазоревый блеск воды, преломляющий небесный свет, белые стрелки чаек – море не меняется, какую бы дичь люди не творили на берегу. И вот сейчас, окутанные поволокой жары, прямо по курсу темнели глыбы островов – Фавиньяна и выдвинутый к западу Мареттимо. Эгадские острова, те самые, у которых некогда была сокрушена морская мощь Карфагена. Стефано мрачно усмехнулся, ведь именно в Карфаген, ну, или его инкарнацию они сейчас направлялись, но что это, некогда такое грозное, имя скажет сейчас любому из его пассажиров? Оно обратилось в пустой звук. Sic transit gloriamundi.

В горькие минуты размышлений о том, куда пришёл его мир, история была для него отдушиной – недаром именно на исторические книги он набрасывался с наибольшим жаром. Да, где-то не так уж далеко на морском дне до сих пор лежали корабли карфагенян вместе с их мечтами о великом будущем. И Стефано от всего сердца понадеялся, что однажды там же будут гнить и военные суда под флагом Нового Халифата, которые сейчас маячили там и здесь у горизонта. История рассудит.

Фавиньяны они достигли через полтора часа после их импровизированного совета в тесной каюте. Стефано налёг здоровой рукой на руль, заставляя «Грифона» повернуть вдоль берега. Наверное, даже хорошо, что он снова окажется на этом забытом временем и историей островке. Если бы ещё не этот…

И едва он об этом подумал, как в дверь рубки кто-то постучал.

– Да? – откликнулся Стефано по-итальянски.

Дверца отъехала в сторону, и показался Салах.

– Мы скоро будем, – сказал мавританец, и это был не вопрос.

– Ещё десять минут, правда там трудно зайти в бухту, – подтвердил Стефано, не очень понимая, что тот от него хочет.

– Надо поговорить, – Салах, как обычно, говорил на общем наречии Острова обрывисто, и его приходилось слушать внимательно.

– Я сейчас правлю, ты видишь, – недовольно ответил Стефано, но, скорее, для вида – ему тоже надо было о многом расспросить.

Он налёг на штурвал, наклонился, при этом его загипсованная рука качнулась, задев рычаг скорости. Мужчина выругался сквозь зубы и потянул за гидравлический стабилизатор.

На них в очередной раз накатилась тишина, та внезапная, когда привычный и уже не замечаемый шум вдруг исчезает. «Грифон» с заглушенным мотором продолжал пенить воду по инерции, и Стефано, снова схватившись здоровой рукой за руль, выровнял ход. Как сегодня пусто в море – ни одного рыбацкого судна, только небольшая лодчонка шла вдоль каменистого берега.

– Мы можем поговорить, – сказал он.

Он бы предложил ему войти, но входить особенно было и некуда – два человека едва-едва могли разместиться в рубке. Салах остался на входе.

Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга.

Наконец мавританец нарушил молчание.

– Расскажи про дом, куда мы едем, – коротко попросил он.

– Рыбацкий дом, в паре километров от городка, – ответил Стефано несколько удивлённо, – мой отец купил его… (черт, как же по-арабски будет «в складчину»?) Купил его с дядей и ещё одним рыбаком, они его перестроили. Дядя завещал свою долю мне, а у семьи Фичера я выкупил. Так что теперь он мой.

Видя, что Салах продолжает выжидательно смотреть на него, Стефано продолжил:

– Не очень большой, две комнаты и веранда на нижнем этаже, две спальни на верхнем. Сарай, летняя кухня. Есть генератор для электричества.

– Нас пятеро, – напомнил ему Салах.

– Умею считать. Разместимся. Мы с ребятами там останавливались, нас было четверо. Места хватало.

– Кто ещё знает про него?

Стефано задумчиво потёр рукой щетину на подбородке.

– Мои