этой девушке, что дам ей сутки, - голос королевы Аларии, сначала звучавший просительно, обрёл твёрдость. – И что никто из-за её действий не пострадает. Расследование относительно действий маршала можно отложить. Через двадцать четыре часа нам будет точно известно, кем он будет – предателем, скрывавшим преступницу, или тем, кто спас ту, которая спасёт короля.

- Вы полны надежды, как я погляжу, - холодно заметила королева Гизелла.

- Мать всегда будет надеяться, - произнесла её невестка тихо и страстно. – Даже когда надежды не будет. Разве вы не понимаете этого? Ведь вы сами совсем недавно потеряли единственного сына. А я потеряла горячо любимого мужа, и если потеряю Генри, то мой муж там, на небесах, точно мне этого не простит.

Кто-то из фрейлин жалостно всхлипнул, да у меня у самой слёзы навернулись на глаза.

- Ваше величество… - почти прошептала Алария, снова дотрагиваясь до локтя свекрови.

Королева Гизелла обвела нас всех взглядом, передёрнула плечами и сказала:

- Сутки, не больше. И поставьте стражу, чтобы Сесилия Лайон не сбежала во второй раз.

Повернувшись на каблуках, она вышла, и только тогда я смогла перевести дух.

Итак, одно сражение я выиграла. Теперь не продуть бы второе, самое важное.

Глава 16

Королева Алария не пожелала уйти. Ей принесли новый ужин, мне принесли всё необходимое для лечения, она без аппетита поела, устроилась на кушетке в углу комнаты и затихла. Кажется, уснула. Две фрейлины расположились в креслах и тоже вскоре засопели. Больше в комнате не было ни кроватей, ни стульев, и я поняла, что ночь мне предстоит провести на ногах. Впрочем, смешно было спать в ту ночь, которая может оказаться последней в жизни.

Я разулась, чтобы не беспокоить никого стуком каблуков, и приготовилась бороться за жизнь маленького короля.

Жар не спадал, хотя я протирала малыша прохладной водой и помазала сыпь маслом карите. Пару раз я проветрила комнату, но королю легче не становилось. Сон стал беспокойным, я покачивала колыбель и молилась, чтобы небеса оказались на моей стороне и на стороне этой маленькой жизни, от которой сейчас зависела и моя жизнь, и благополучие дорогих мне людей, и благополучие всего королевства.

Часы мерно отстукивали секунду за секундой, я согрела воды и заварила себе мятного чая, чтобы подкрепить силы и успокоить дух.

Надо сообщить дяде о симптомах… Но как это сделать?..

Стрелки приближались к полуночи, когда в коридоре послышались голоса. Мужские – недовольные и строгие, и женский – ещё более недовольный и строгий. Звучание этого голоса взбодрило меня лучше, чем любой самый крепкий чай, потому что это был голос леди д`Абето.

Я распахнула дверь в тот самый момент, когда тётушка герцога говорила:

- Мне нет никакого дела до королевского приказа. Я о нём и не слышала. А девушке надо поесть и умыться… - тут она посмотрела на меня, стоявшую на пороге, и добавила: - Даже если тебя завтра казнят, всегда приятнее быть сытым и в свежей перемене белья. Вы же, наверное, и покормить её не удосужились?

- Конечно, нет, - отозвалась я с порога. – Спасибо, что позаботились обо мне, дорогая леди д`Абето.

Она держала корзинку, прикрытую салфеткой, вышитой белой сквозной гладью, и я протянула руки, чтобы принять корзинку, но стражники скрестили алебарды, преградив нам путь.

- Сначала надо доложить обо всём их величествам, - сказал старший.

- Это обязательно, - холодно согласилась леди д`Абето. – Обязательно доложите. Сейчас полночь, самое время разбудить измученных и уставших женщин, чтобы спросить, можно ли передать кухарке кружевные панталоны и кусок хлеба с маслом.

Я прикрыла лицо рукой, чтобы не было заметно, как кривятся у меня губы, потому что после слов тётушки герцога из меня лез нервный дурацкий смех.

Но аргумент подействовал, и стражник разрешил передать мне корзину, со всей серьёзностью осмотрев её содержимое – беленькие атласные штанишки, явно не моего размера, и свёрточек из вощёной бумаги, в котором оказались несколько ломтиков поджаристого хлеба с тонким слоем масла и яблочного мармелада.

- Как здоровье его величества? – участливо спросила у меня леди д`Абето, пока стражник возился с корзинкой.

- Божьей милостью, - ответила я и торопливо заговорила: - жар, животик мягкий, безболезненный, на второй день после коронации появилась сыпь. Сначала на животе, потом распространилась по конечностям, лицо чистое… - я говорила, глядя на тётю герцога с отчаянием и гадая, сможет ли она запомнить всё.

Лучше было бы передать запиской… Но разве у меня будет возможность написать её?

Я договорила и выдохнула, и леди печально и торжественно кивнула мне в ответ:

- Желаю его величеству скорейшего выздоровления и молюсь, чтобы небеса помогли как можно скорее. Завтра утром я принесу вам завтрак и свежую рубашку.

- Вы очень добры, - произнесла я, чувствуя, что вот-вот расплачусь.

Значит, есть надежда, что завтра утром дядюшка определит, что за болезнь поразила короля. Конечно, ставить диагноз через третьи руки – тяжело и рискованно. Но вдруг это какая-то очень знакомая дяде болезнь…

- Спокойной ночи, - пожелала мне леди д`Абето, шагнула прямо под алебарды стражников, которые не успели её остановить, и обняла меня.

Это был странный порыв, но я сразу поняла, что это было сделано не от внезапной чувствительности. За край корсажа мне была засунута записочка, и я задрожала от нетерпения, мечтая поскорее её прочитать.

Смерив охрану высокомерным взглядом, леди д`Абето удалилась, даже не оглянувшись, а я тихонько вернулась в комнату. Королева и фрейлины спали, мягко горел ночник, было слышно тяжёлое дыхание короля… Я поставила корзинку на пол, повернулась к свету и быстро достала записку.

Там было всего несколько слов, написанных знакомым мне почерком:

«Ничего не бойся, я рядом, люблю. Р».

Ричард… У меня заколотилось сердце и в глазах защипало от накативших слёз. Милый, хороший, добрый Ричард…

Я побоялась сжигать записку, чтобы запах дыма не потревожил моего маленького пациента, поэтому, поколебавшись пару секунд, засунула бумажку в рот, разжевала и с трудом проглотила. Теперь оставалось лишь ждать.

До утра я почти не сомкнула глаз, наблюдая за королём, давая ему пить, укачивая, меняя мокрые от пота пелёнки.

Утро я встретила с красными глазами и тяжёлым сердцем, потому что легче малышу не стало. Мне казалось, что жар усилился, да и сыпь поползла по груди и шее, подбираясь к лицу.

Только бы дядя смог определить диагноз… Только бы леди д`Абето ничего не забыла…

Часы отсчитывали минуту за