грызуна. В голове не укладывалось, что совсем недавно он помыкал барсуками и лисой, а они беспрекословно подчинялись малейшему его приказу. В каком-то смысле Рыжий Хвост получила возможность отомстить за все те наказания, которым Чернокрыс подвергал её за промахи. В каком-то смысле это было справедливо. Но я всё же отложил лук с колчаном и пошёл в сарай: я знал, что там есть лестница. Лестницу я спустил в погреб, и уже через пару секунд Чернокрыс выскочил на землю. Он опрометью бросился к воротам, но Рыжий Хвост тоже очень проворно вскарабкалась по перекладинам и кинулась за ним. Пронзительно визжа, крыса удрала в неизвестное будущее и скрылась из виду. Больше я не видел ни советника королевы Индры, ни горничной.

Супруги барсуки не сразу сообразили, как одолеть лестницу. Они пытались вскарабкаться по ней одновременно, но лишь срывались и падали на спину, суча в воздухе лапами. Однако вскоре справились и они. Барсуки стали бегать кругами по замковому двору, натыкаясь на обломки мебели и возбуждённо шипя на тушу медведя, так и лежавшую у колодца. Путь к свободе они обрели, лишь когда я взял палку и помог им. К этому моменту Иммер уже успел взобраться на кучу прелой соломы: он боялся, что барсуки укусят его за ногу.

Солнце поднялось выше и висело теперь над замковой стеной. Мы оба страшно устали, но желания задерживаться в замке дольше, чем нужно, у нас не было. Мы решили захватить кое-что в дорогу, найти в лесу подходящее место и разбить лагерь. Хорошенько выспаться, а потом уже пуститься в долгий путь.

Мы пошли в замок, поднялись по лестницам. Стояла тишина, а от холода руки у меня покрылись гусиной кожей. Мы шли к гардеробной, и чучела с разинутыми пастями таращились на нас. В гардеробной мы перерыли кучу фартуков и платьев, нашли наконец себе новые рубашки и штаны и стали переодеваться. В свете, который просачивался сквозь маленькое окошко, плясала пыль. Я вспомнил, как мы в первый раз пришли сюда с Рыжим Хвостом. Я тогда думал, что в этом замке нас ждёт счастливая жизнь. Но я ошибся. И я не знал, что даст нам долгое путешествие, ожидавшее нас с Иммером. Индра могла оказаться права, и мы действительно были и останемся двумя сиротами, которых усыновляют не любя. Двумя мальчишками, которых швыряет туда и сюда и которым никак не удержаться, какое бы место они ни пытались сделать своим домом. Но я надеялся, что королева всё же сильно ошибалась. Я надеялся, что на этот раз нас ждёт что-то хорошее.

Я помог Иммеру справиться с рубашкой, порылся в ворохе одежды и нашёл нам по подходящей куртке. Мы вышли из гардеробной, оставив изорванную одежду лежать кучей на полу.

На кухне мы собрали себе еды: хлеб, вяленое мясо, солонину, сыр, сушёные фрукты и ещё кое-что. Из бельевого шкафа я вытащил большую скатерть, и мы увязали в неё наши припасы. Ещё я сунул в узел огниво и бурдюк с водой и отыскал нож, которым Брунхильда колола щепу для очага. Нож я сунул за пояс. Закинул узел с едой за спину и толкнул кухонную дверь.

— Уходим? — спросил Иммер, когда мы снова оказались на замковом дворе.

Я подумал и сказал:

— Надо закончить одно дело.

И направился к хозяйственным пристройкам. В траве, запутавшись в крапиве и белой мари, лежал сломанный воздушный змей, которого мы когда-то запускали на лугу, где росли берёзы. Я поднял обломки, повертел в руках.

Иммер подошёл и сморщил нос:

— Зачем он тебе? Нам и так тащить о-го-го сколько.

— Он нетяжёлый, — сказал я и поставил узел на землю, чтобы сунуть в него сломанного змея. — Не волнуйся, я сам всё понесу.

Иммер повеселел. Я повесил на плечо лук с колчаном, поднял узел, и мы пошли к воротам, но по дороге остановились возле Тьодольва. Я присел на корточки. От медведя всё ещё пахло хищником — остро, сильно, почти тошнотворно. Он, как и Индра, оказался слишком тяжёлым, и мы не могли похоронить его как подобает. От этой мысли мне стало очень грустно, но у медведя, лежавшего в луже тёмной, уже подсохшей крови, был умиротворённый вид. В угрюмой гримасе угадывалась улыбка. Ну да, ему удалось умереть в кожаных штанах. А может быть, Тьодольв видел сон, и снились ему огонь в очаге и рагу из лосятины, которое всё не кончается, сколько ни ешь.

Если бы не ты, подумал я и погладил его нагретую солнцем щёку, всё обернулось бы совсем по-другому. Я никогда тебя не забуду.

Потом я поднялся, взял Иммера за руку, и мы снова зашагали к воротам. Мы оставляем за спиной удивительную жизнь, думал я. Жизнь в роскоши — и вонючем беспорядке. Мой брат едва не погиб, он был на волосок от того, чтобы послужить пищей громадной змее. Мне пришлось сражаться, чтобы он снова был рядом со мной. Природа хотела одного. Моё сердце — другого. Да, в зверях было много удивительного. Но в человеке удивительного ещё больше.

Тот, кто учит детей

Путь до деревни Але занял у нас много дней. Ну и пусть. Мне хорошо было в дороге. Хорошо было шагать рядом с Иммером, болтать с ним, как раньше, помогать ему то с тем, то с другим. Мне нравилось говорить ему, как называются разные птицы и грибы, нравилось разводить по вечерам костёр, стуча кресалом по огниву — совсем как Але. А ещё мне нравилось показывать ему созвездия на ночном небе, и я словно рисовал пальцем линии, соединяя точки звёзд.

Мы были уже на полпути к горам, когда произошёл случай, о котором я хочу рассказать. Дело близилось к вечеру. Мы были в пути с самого утра и устали. Нашли красивую полянку и собрались заночевать на ней. Ещё мы заметили неподалёку ручей и решили первым делом запастись водой и выкупаться. Сбросив одежду, мы сложили её на поляне вместе с тем, что осталось от наших припасов, и убежали к ручью. Я захватил с собой бурдюк.

Трава так славно щекотала босые ноги! Иногда цветок клевера застревал между пальцев и с тихим «трр» отрывался от стебля. Мы слышали, как журчит и булькает поток, уже угадывали, как вьётся между деревьями серебристая лента. К ручью мы спускались боком, чтобы не покатиться вниз по склону.

Это был весёлый, жизнерадостный ручей, не особенно глубокий. Дно у него поросло водным мхом, и сотни зелёных прядей, похожих на рыбьи косточки, изгибались вместе с течением.