– Завтра в четырнадцать ноль-ноль, – прошипел толстяк.

Я вышла на улицу, сделала пару шагов, услышала тихое покашливание, обернулась и увидела двух местных охранников, Виктора и Юрия.

– Добрый вечер, – хором сказали парни.

– Скорей уж ночь, – улыбнулась я. – А вы теперь в одной смене? Вроде раньше по очереди работали.

– Всех сейчас в поселок вызвали, – пояснил Юра, – из постели вытащили.

– Что случилось? – насторожилась я.

– У Голиковых ребенок пропал, – ввел меня в курс дела Витя. – Ушел и не вернулся.

– За воротами он точно оказаться не мог, – подключился к разговору Юра. – Вот теперь ходим, под все травинки заглядываем.

– Погодите, я знаю Аню и Сергея, они совсем недавно поселились через дорогу от нас. Их сынишке Максиму еще года нет, он не умеет пока ходить, – удивилась я. – И сейчас совсем поздно, как малыш мог покинуть спальню?

– Уполз, наверное, – хмыкнул Витя. – У меня дочка очень ловко на четвереньках передвигалась. Теща ее на одеяло в саду положит, отлучится на пару минут, вернется, а Нюся уже на участке соседей.

– Я тебе как отец троих детей скажу: не оставляй ребятенка без присмотра. А теще вломи, чтобы от внучки на пару минут, которые у нее небось на полчаса растянулись, не отходила, – вступил в разговор Юрий. – У нас похожий случай был. Приходим с женой домой, смотрим, у Мишки синяк во весь лоб. Теща дорогая соловьем заливается: «Ой, не понимаю, как это вышло! Отвернулась, а он за калитку удрал, упал». Я тогда сурово сказал: «Ступайте, Валентина Ивановна, вон. Больше вам с внуком сидеть не разрешу. Доверие потеряли». Жена в истерику, а я ее встряхнул, спросил: «Хочешь, чтобы Мишку машина сбила? Пока твоя мать сериал смотрела, мальчишка на дорогу выбрался. Все, сама теперь с ним занимайся, с работы увольняйся». Голиковы не знают, куда их Макс усвистел. А почему? Нянька ихняя в отпуск уехала, мать с ребенком почти не знакома, у нее дел полно – то в фитнес съездить, то по магазинам пошляться. Мне горничная Голиковых рассказала, что Макс последнюю неделю днем хнычет, а ночью вообще не спит, кричит, требует любимую няню. Так Анна чего удумала! Вечером, когда ей ребячий вопль надоедает, стелит на террасе плед, кладет туда пацанчика, игрушек ему навалит, а сама в дом, телик зырить. Еще и дверь на веранду закроет, чтобы детский крик кайфовать не мешал. Макс поорет, устанет и заснет, на воздухе-то дети всегда кемарят, тогда мать его в кровать укладывает. Такой мамаше надо руки оборвать! Извините, резко высказался. Пошли, Витек.

– Надеюсь, вы скоро найдете малыша, – пробормотала я и поспешила домой.

Экономная Анфиса, укладываясь спать, выключила свет на участке, не оставила гореть даже лампочку при входе. А вот входную дверь она, зная, что я побежала к Дегтяреву, не заперла. И даже не захлопнула как следует. Конечно, в Ложкине спокойно, но хорошо бы прикрывать дверь, в особенности когда большая часть обитателей дома видит пятый сон.

Я вошла в холл, зажгла люстру и удивилась. Роза, Киса, Афина и Мафи стоят кружком, не обращая ни малейшего внимания на меня, а Гектор сидит на вешалке и тоже рассматривает нечто, привлекшее внимание собак.

– Эй! – окликнула я зверье.

Роза обернулась и тут же снова уставилась в прежнюю точку. Гектор повернул голову и четко произнес:

– Офигеть.

Я сделала пару шагов и поняла, почему собаки и ворон впали в глубочайшее изумление. На кафельной плитке, в окружении двух женских, совершенно точно не принадлежащих никому из тех, кто живет в доме, рваных резиновых сапог, грязного чужого портфеля, пары тряпок и потрепанного веника сидел мальчик в голубых ползунках и кофточке, украшенной принтами в виде разноцветных машинок. Он абсолютно не испугался животных и сосредоточенно пытался вытащить из пасти Кисы зубы, мопсиха покорно стояла и лишь вздыхала, когда крошка дергал ее за клыки и язык.

Я схватила младенца.

– Ты, наверное, Макс? Как ты сюда попал?

Отличные вопросы, в особенности если учесть, что мальчишечка не умеет разговаривать. И не следует гадать, как он очутился в нашем доме, надо срочно отнести храброго путешественника родителям.

Я прижала крошку к груди и рванула к Голиковым.

Когда Аня и Сережа перестали целовать сыночка, я пробормотала:

– Спокойной ночи. – И отступила к двери.

– Дашенька, давайте мы вас хоть чаем угостим, – захлопотал Сергей.

Я попыталась отказаться от любезного предложения.

– Ночь на дворе, наверное, вы спать хотите.

– Так перенервничали, что ни в одном глазу сна нет, – признался Сергей, включая чайник. – Как Макс к вам добрался?

– Судя по его грязным ползункам, просто приполз, – засмеялась я. – Вот негодник!

– Нет, коленки у него чистые, и локотки тоже, – недоумевала Аня. – Зато на спине разводы, и такое ощущение, что сзади одежду жевали. Похоже, Максюша передвигался именно на спине.

Интересную беседу прервал телефонный звонок, хозяйка схватила трубку.

– Вы из-за нас не спите? Нашелся Максик! Живой, здоровый! Представляете, он у соседки в доме обнаружился…

Аня неожиданно замолчала, потом протянула мужу трубку.

– Сережа, она плачет!

– Да и понятно почему, – сказал муж, отнял у нее мобильный и пошел в коридор.

Аня проводила супруга глазами.

– Вот горе-то! Ну, ничего, Сережа сейчас ее уболтает, он прекрасный психолог, правда, работает с детьми, но и Гарибальди сможет утешить.

У меня вырвался вопрос:

– А что случилось у Алевтины Валерьевны? Может, ей нужна помощь?

– Вы ее знаете? – заинтересовалась Аня.

Я кивнула.

– Да, мы вместе участвовали в репетициях самодеятельного спектакля. Очень милая пожилая дама.

– Потрясающая! – воскликнула Голикова. – И даже сейчас, несмотря на все испытания, красавица. А уж раньше… Вот, смотрите.

Аня взяла с этажерки толстый альбом, полистала его и показала мне цветной снимок.

– Узнаете?

Я принялась разглядывать фото. В центре определенно Гарибальди. Аня права, Алевтина Валерьевна была на редкость хороша собой. И модно оделась. На фотографии она в нежно-голубом платье с розовым поясом, в тон ремешку лаковые туфельки, на указательном пальце левой руки кольцо оригинального дизайна – большой ярко-синий кристалл в центре, вокруг него ромашки из бело-желтых камней. Врач сидела в кресле, на ручке пристроилась белокурая девочка лет четырнадцати, державшая плюшевого мишку. Чуть правее, на маленькой скамеечке, сгорбилась девушка, тоже со светлыми локонами, наверное, десятиклассница. За невысокой спинкой кресла видна молодая женщина. Черты ее лица размыты, сколько ей лет, непонятно.