— Вы приложите мои свидетельские показания к делу? — спросила Юля у следователя.

— Если надо, приложим, — он пожал плечами. — Но у нас открыто уголовное дело по факту убийства. При чем тут какие-то звонки?

Следователя раздражала выскочка-корреспондентка, которую он вынужден был допустить на допрос по приказу вышестоящего начальства. Она якобы должна была задать очень важный вопрос. Если этот вопрос про звонок, то он выеденного яйца не стоит, но девчонка, похоже, знакома с руководством, поэтому лучше не связываться. Он пообещал, что ее показания в протокол занесет, в общем, ему не жалко, да и начальству будет о чем отчитаться, у них там свои игры. А с делом все понятно, скоро можно будет передавать в суд, который наверняка пожалеет инвалидку и даст по минимуму лет пять, возможно, даже условно. Не выживет ведь она в тюрьме пять лет. Там ломаются и не такие.

По этому делу еще нужно допросить двух братьев — один из которых после пулевого ранения.

Говорят, что дела могут объединить в одно — начальство умеет добавлять работу.

После встречи с Домной Юля Сорнева вернулась в редакцию. Сегодня утром она уже разговаривала с главредом. Но Валентина предупредила, что Заурский вновь ее искал и он очень занят.

Все как по ее любимому Мюнхгаузену. «Господин барон вас давно ожидает. Он с утра в кабинете работает, заперся и спрашивает: "Томас, не приехал еще господин пастор?" Я говорю: "Нет еще". Он говорит: "Ну и слава богу". Очень вас ждет».

Егор Петрович действительно сегодня был очень занят, но у нее было дело, не требующее отлагательств. Она еле выпросила у Заурского, чтобы он позвонил и договорился с полицейским начальством, что ей необходимо присутствовать на допросе задержанной по подозрению в убийстве Исмаилова женщины. Все это напряжение ради одного-единственного вопроса: она ли это пыталась предупредить о нападении на Архипова?

— Юля, ты вечно лезешь туда, куда тебя не просят!

— Лезу, — согласилась она. — Но, Егор Петрович, у меня есть такой козырь, что ваш начальник лично мне должен расстелить красную дорожку.

— А опахалом тебе не помахать, Сорнева?

— Помахать, Егор Петрович!

— Давай рассказывай, а то у меня сегодня с чувством юмора плохо.

Юля вытащила из кармана диктофон.

— Егор Петрович, вы же знаете, что я вчера была на интервью с Борянкиным.

— Ну, — произнес он, не чувствуя подвоха.

— Борянкин другой сексуальной ориентации. Ему нравятся мужчины.

— Это ты откуда знаешь? — Заурский чуть не выпал из своего кресла.

— Ну, это неважно, Егор Петрович. Это вообще отношения к делу не имеет. Я и узнала это только тогда, когда пришла к нему на квартиру. Мы писали интервью. Это ведь вы меня туда посылали?

— Ближе к делу, Юлия. Ты что-нибудь там отчебучила? Ой, Сорнева!

— Да вы что, Егор Петрович, я была само обаяние! Но вот только в разгар интервью пришел некий депутат Госдумы и срочно позвал моего героя на разговор в соседнюю комнату. Я ждала-ждала и решила посмотреть, что они там делают.

— Ты что, подслушивала разговор?

— Нет, Егор Петрович, хуже, — Юлька потупилась. — Я этот разговор на диктофон записала.

— Ну, Юлия, ты даешь! Тебя в приличный дом пустили, а ты…

— Егор Петрович, у меня предложение: мы сейчас послушаем вместе запись, и если вы скажете ее стереть, то я нажму красную кнопку.

— Давай слушать. — Заурский тоже был журналистом и знал, что разбрасываться информацией нельзя, каким бы путем она ни была добыта.

Мужские голоса звучали тихо, но разобрать, о чем они говорят, было возможно.

— Ты мне идиотом не прикидывайся! Это ты к похищению Архипова руку приложил? Чего молчишь, телок? Игру самостоятельную затеял?!

— А ты хотел, чтобы я сидел и ждал, когда мне отдадут больницу, принесут ее на блюдечке? Никто пальцем не пошевелил!

— Ты последние мозги потерял?

— Я хотел как лучше.

— Получил как лучше! Архипов теперь показания в полиции дает, вместе с какой-то бабой.

— Ну вот из-за бабы все и не сложилось, ее зря прихватили.

— Где ты придурка нашел, который так напортачил?

— Твой охранник подсказал, он работал у него в игральном зале.

— Ну, спасибо, ребята, удружили! Теперь-то что будем делать?

— Не знаю.

— На твое счастье, Исмаилов убит.

— Это не я, я его не убивал!

— Да знаю, там семейный конфликт. Жена его созналась в убийстве.

— Ну вот видишь, как все хорошо сложилось. Только вот Архипов жив и здоров, а это очень плохо. Я соскучился по тебе. Что ты меня все время ругаешь и ругаешь, Тарзан? Нет чтобы пожалел!

— Если бы я тебя не жалел, мой сладкий Любимка, я бы тебе отвернул голову за все эти фокусы!

Запись закончилась. Юлька видела, в каком удивлении Егор Петрович и как он ловил каждое слово.

— Ну что? — она спросила осторожно, не зная, что последует за этим. — Одобрение или порицание.

Пауза, которую держал Заурский, затянулась.

— Егор Петрович!

— Я тут думаю, Сорнева, что на красной дорожке должен стоять лично начальник полиции и держать на подносе фужер с шампанским.

— Я согласна, Егор Петрович, я согласна!

Когда над чем-то долго работаешь, капризница-удача наконец жалеет тебя и подкидывает маленькую, но важную деталь, которая позволяет, как ключиком, открыть заветную дверь. Вечером Юля решила позвонить медсестре Ирине Сажиной, просто позвонить, потому что сегодня несколько раз вспоминала о ней.

У Иры был веселый и бодрый голосок.

— Юля, куда ты исчезла? Твоего Игната завтра выписывают.

— Ира, это хорошая новость, спасибо. А какие новости у тебя? Звоню без дела.

— А ты придешь сегодня к Игнату? Заходи, поболтаем.

Юля не стала разочаровывать медсестру Иру, что не будет завтра встречать с цветами Игната, но в больницу решила все же пойти.

Юля не была в больнице с той самой ночной истории, когда они с Игнатом стали свидетелями разговоров о пластических операциях.

Этим вечером в отделении травматологии царили тишина и спокойствие. Ира Сажина пила чай в той самой маленькой комнате, где они устраивали вечеринку с Игнатом и солдатиком. Юля вытащила из сумки приготовленную коробку с пастилой.

— Это к чаю. Ну, Ириш, выкладывай, как дела, рассказывай, как твоя личная жизнь. Твои больные меня не интересуют. Ну, кроме Игната, конечно.

— У меня все хорошо, думаю, что дело к свадьбе идет.