Навесив тот же замок изнутри, он зажег фонарь и затопалвниз. Стены, выкрашенные в белый и зеленый, облупившиеся от времени, былииспещрены именами и датами: вход-выход, вход-выход… Неразборчиво черкнул что-тои Сашин спаситель. Наверное, каждый, кто пользовался тайным подъемом, чтобывыбираться на поверхность, должен был записать здесь, когда он ушел и когдавернулся. Вот только под многими именами даты возвращения не было.

Спуск прервался быстрее, чем ожидала Саша: хотя ступенибежали дальше вниз, обритый задержался у неприметной чугунной двери, грохнул поней кулаком, и через несколько секунд с обратной стороны заскрежетал запор.Открыл всклокоченный человек с жидкой бороденкой, в синих штанах с оттянутымиколенями.

— Это еще кто? — озадаченно спросил он.

— Подобрал на Кольце, — прогудел Хантер. — Чуть птицы несожрали, еле успел из подствольника. Эй, пацан, ты как туда попал?

Он скинул капюшон, потащил противогаз…

Перед Сашей стоял незнакомый мужчина: ежик русых волос,бледно-серые глаза, сплюснутый, будто сломанный нос. А она еще отговаривала,переубеждала себя, когда ей показалось, что он чересчур подвижен для раненого,что походка у него не та, не звериная, что костюм вроде чуть другой…

Ей стало душно, и она тоже сорвала маску.

Через четверть часа Саша уже была за чертой ганзейскойграницы.

— Ты прости, без документов не могу тебя тут оставить. — Вголосе ее спасителя сквозило искреннее сожаление. — Может, вечером сегодня, этосамое… Ну, в переходе?

Она молча покачала головой и улыбнулась.

Куда теперь?

К нему? Успеется!

Саша не могла подавить обиду на Хантера за то, что не онспас ее на сей раз… Имелось у нее и еще одно дело, которое она больше не хотелаоткладывать на потом.

Нежные и манящие, отзвуки чудесной музыки нашли к ней дорогучерез людской гвалт, через шорох обуви и выкрики торговцев. Кажется, это былата самая мелодия, что околдовала ее накануне. Ступая ей навстречу, Саша какбудто опять пробиралась к проему, излучающему неземное сияние… Только куда онвел сейчас?

Музыкант был взят в плотное кольцо десятками слушателей.Саше пришлось потолкаться, прежде чем толпа выплюнула ее в пустой круг. Мелодияи притягивала этих людей, и держала их на расстоянии, будто они тоже летели насвет, но боялись обжечься.

Саша не боялась.

Он был молод, строен и удивительно хорош собой. Пожалуй,немного хрупок, но его ухоженное лицо не было нежным, а его зеленые глаза неказались наивными. Темные волосы, хоть и нестриженые, лежали ровно. Неброскаяодежда выделяла его в людском вареве Павелецкой нездешней чистотой.

Инструмент его отчасти походил на детскую дудочку, какиеделают из пластмассовых изоляционных трубок, но большую, черную, с меднымиклавишами, торжественную и, видимо, очень дорогую. Те звуки, которые музыкантиз него извлекал, точно принадлежали какому-то другому миру, другому времени.Как и сам инструмент… Как и его хозяин.

Он поймал Сашин взгляд в первое же мгновенье, отпустил исразу снова подобрал. Та смутилась: хоть его внимание и не было ей неприятно,она пришла сюда за его музыкой.

— Слава богу! Я тебя нашел…

К ней протиснулся Гомер — запыхавшийся, вспотевший.

— Как он? — тут же спросила Саша.

— Разве… — начал тот, осадил себя и закончил по-другому: —Он пропал.

— Как?.. Куда?! — Словно кто-то сдавил в кулаке Сашиносердце.

— Ушел. Забрал все свои вещи и ушел. Надо думать, наДобрынинскую…

— Ничего не оставил? — робко уточнила она, про себязагадывая ответ, который ей сейчас даст Гомер.

— Подчистую, — кивнул старик.

На них гневно зашикали, и Гомер притих, вслушиваясь вмелодию и заодно подозрительно посматривая то на музыканта, то на девушку. Зря:та думала совсем о другом.

Пусть Хантер прогнал ее и поспешил сбежать. Но Саша уженачала постигать те странные правила, которым он следовал. Если обритый ивправду забрал все свои вещи, вообще все… Значит, он просто хочет, чтобы онабыла настойчивее, чтобы она не сворачивала с пути, хочет, чтобы она егоразыскала. И она сделает это, все равно сделает. Если только…

— А нож? — шепнула она старику. — Он взял с собой мой нож?Черный?

— В палате его нет, — пожал плечами тот.

— Значит, взял!

Саше было вполне достаточно и этого скупого знака.

* * *

Флейтист был безусловно талантлив и к тому же великолепновладел своим искусством, словно только вчера он играл в консерватории. Вфутляре его инструмента, распахнутом для подаяний, хватило бы патронов, чтобыпрокормить небольшую станцию — или чтобы поголовно вырезать ее население. Вотоно, признание, с грустной ухмылкой подумал Гомер.

Мелодия казалась старику смутно знакомой, но сколько бы онни пытался вспомнить, где мог ее слышать — в старом кино? в радиоконцертах? —ничего не выходило. В мелодии было что-то необычное — случайно настроившись наее волну, отвлечься больше не получалось; хотелось непременно дослушать доконца, а потом рукоплескать музыканту, пока тот не примется за игру вновь.

Прокофьев? Шостакович? Познания Гомера в музыке все равно былислишком скудны, чтобы всерьез стараться угадать композитора. Но кто бы нинаписал эти ноты, флейтист не просто исполнял их, он насыщал их новым звучаниеми новым смыслом, оживлял. Талант. Талант, и за него Гомер готов был проститьпарню дразнящие взгляды, которые тот между делом подбрасывал Саше, как бумажныйбантик котенку.

Однако пора было уводить от него девочку.

Дождавшись, пока музыка отцветет, а флейтист отдастсяаплодирующей публике, старик ухватил Сашу за влажный, еще пахнущий хлоркойкостюм и вытащил ее наружу.

— Вещи собраны. Я иду за ним. — Он выдержал паузу.

— Я тоже, — быстро сказала девчонка.

— Ты понимаешь, во что ввязываешься? — негромко спросилГомер.

— Я все знаю. Я подслушала. — Она вызывающе глянула на него.— Эпидемия, да? И он собирается всех сжечь. И мертвых, и живых. Всю станцию. —Саша не отводила глаз.

— И зачем тебе к такому человеку? — Старику это былодействительно интересно.