— И зря, — отрезал старик. — Потому что рядом с городом ПолярныеЗори находилась Кольская атомная электростанция. Была одной из мощнейших встране. Чуть ли не весь Север энергией обеспечивала. Миллионы людей. Сотнипредприятий. Я ведь сам из тех мест, архангельский. Знаю, что говорю. И настанции этой школьником еще бывал, на экскурсии. Настоящая крепость,государство в государстве. Своя маленькая армия, собственные угодья, хозяйствоподсобное. Могли существовать в автономном режиме. Случись хоть ядерная война —ничего в их жизни не переменится, — невесело усмехнулся он.

— И что вы хотите сказать…

— Петербурга не стало, Мурманска не стало, Архангельска.Миллионы людей сгинули, предприятия — вместе с городами… В пыль и пепел.

А город Полярные Зори остался. И Кольская АЭС не пострадала.Вокруг на тысячи километров — только снег, снег и ледяные поля, волки да белыемедведи. Связи с центром нет. А у них достаточно топлива, чтобы большой городснабжать не год и не два. А самим, наверное, вместе даже с Полярными Зорями,лет на сто хватит. Перезимуют легко.

— Это же настоящий ковчег… — прошептал Леонид. — И когдапотоп закончится, и воды схлынут, с вершины горы Арарат…

— Именно, — кивнул ему старик.

— Откуда вам об этом известно? — В голосе музыканта неоставалось больше ни иронии, ни скуки.

— Пришлось как-то и мне радистом работать, — уклончивоответил Гомер. — Очень уж хотелось найти хоть одного живого человека в родныхместах.

— Долго ли они там протянут, на севере?

— Уверен. В последний раз я, правда, на связь года два назадвыходил. Но вы представляете, что это значит — еще целый век с электричеством?В тепле? С медицинским оборудованием, с компьютерами, с электроннымибиблиотеками на дисках? Вам-то уже неоткуда знать… На все метро компьютеров двештуки, и те как игрушки только. И это столица, — горько усмехнулся старик. — Аесли где-то еще и остались люди — не одиночки, я имею в виду, а хотя быпоселки… У них ведь уже давно семнадцатый век снова наступил, и это в лучшемслучае, а то уже и вовсе — каменный. Лучины, скотина, колдовство, каждый третийпри родах умирает. Счеты и берестяные грамоты. И, кроме ближайших двух хуторов,в мире больше ничего нет. Глушь, безлюдье. Волки, медведи, мутанты. Да всясовременная цивилизация, — старик кашлянул, озираясь вокруг, — на электричествестроится. Иссякнет энергия, сгниют станции, и все. Веками миллиарды человек этоздание по кирпичику возводили, и все прахом. Начинай сначала. Да и получитсяли? А тут отсрочка в целое столетие! Правильно вы сказали, Ноев ковчег. Почтинеограниченный запас энергии! Нефть ведь еще надо добывать и перерабатывать,газ — бурить и по трубам на тысячи километров гнать! Что же, назад — к паровымдвигателям? Или еще дальше? Я тебе вот что скажу, — взял он Сашу за руку. —Людям-то ничего не грозит. Люди живучи как тараканы. А вот цивилизация… Ее бысохранить.

— А у них прямо-таки цивилизация?

— Будьте спокойны. Инженеры-атомщики, техническаяинтеллигенция. А уж условия у них точно лучше наших с вами. За два десятка летПолярные Зори выросли прилично. Они поставили радио на вечный повтор: «Всемвыжившим…» и координаты. Говорят, и до сих пор люди сползаются…

— Почему я об этом никогда не слышал? — пробормоталмузыкант.

— Мало кто слышал. Отсюда их волну трудно поймать. Но выпопробуйте как-нибудь, если у вас найдется пара свободных лет, — старикухмыльнулся. — Позывной «Последняя гавань».

— Я бы знал, — серьезно покачал головой тот. — Я собираютакие случаи… А что, неужели все мирно было?

— Как сказать… Вокруг глушь, если и были еще села и городкикакие-то рядом, быстро одичали. Случалось, нападали варвары. Ну и звери,конечно, если их так можно назвать. Но им арсеналов хватало. Круговая оборона,защищенный периметр. Колючая проволока под напряжением, сторожевые вышки.Настоящая крепость, говорю же. А за первое десятилетие, самое лихое, они ещеодну стену успели возвести, частокол из бревен. Вокруг все обследовали… ДоМурманска доходили, двести километров. Воронка там оплавленная вместоМурманска. Собирались даже экспедицию организовывать на юг, к Москве… Я ихотговаривал. К чему пуповину перерезать? Вот спадет фон, можно будет новыеземли осваивать — тогда… А пока тут делать нечего. Кладбище и кладбище, —вздохнул Гомер.

— Забавно будет, — сказал вдруг Леонид, — если человечество,которое уничтожило себя атомом, им же и спасется.

— Мало забавного, — сурово взглянул на него старик.

— Это как огонь, похищенный Прометеем, — пояснил тот. — Богизапретили ему передавать огонь людям. Он-то хотел вытащить человека из грязи,темноты и прозябания…

— Я читал, — язвительно оборвал его Гомер. — «Мифы и легендыДревней Греции».

— Пророческий миф, — заметил Леонид. — Не случайно боги былипротив. Знали, чем все кончится.

— Но именно огонь сделал человека человеком, — возразилстарик.

— Считаете, без электричества он снова превратится вживотное? — спросил музыкант.

— Считаю, что без него мы на двести лет назад откатимся. Аучитывая, что выжил один из тысячи и что все заново надо отстраивать, покорять,изучать, — на все пятьсот. А может, никогда уже не наверстаем. Что, несогласны?

— Согласен, — ответил Леонид. — Но разве все дело только вэлектричестве?

— А как по-вашему? — в запале всплеснул руками Гомер.

Музыкант смерил его странным долгим взглядом и пожалплечами.

Молчание затянулось. Такой исход разговора Гомер мог вполнезасчитать за свою победу: девчонка наконец перестала пожирать наглеца глазами изадумалась о чем-то своем. Но, когда до станции оставалось уже совсем немного,Леонид неожиданно произнес:

— Ну что же. Давайте тогда и я вам расскажу одну историю.

Старик как мог изобразил утомление, но ответил милостивымкивком.

— Говорят, где-то за станцией Спортивной и перед разрушеннымСокольническим мостом от основного туннеля резко вниз уходит тупиковая ветка.Заканчивается она решеткой, за которой — закрытые наглухо гермоворота. Воротане раз пытались открыть, но это никогда ни к чему не приводило. И если к нимотправлялись одинокие путники, назад они почти никогда не возвращались, а ихтела находили совсем в других концах метро.

— Изумрудный город? — скривился Гомер.