— Всем известно, — не обращая на него внимания, продолжалЛеонид, — что Сокольнический метромост рухнул в первый же день и все станции заним оказались отрезаны от метро. Принято считать, что никто из оставшихся по тусторону моста не спасся, хотя и этому доказательств нет никаких.

— Изумрудный город, — нетерпеливо махнул рукой Гомер.

— Всем также известно, что Московский университет былпостроен на зыбком грунте. Держалось огромное здание на нем только благодарятому, что в его подвалах работали мощные холодогенераторы, которые замораживалиболотистую почву. Без них оно давно должно было сползти в реку.

— Избитый аргумент, — понимая, к чему тот ведет, успелвставить старик.

— Прошло уже двадцать с лишним лет, однако заброшенноездание почему-то стоит на месте…

— Байка это, вот почему!

— Ходят слухи, что под Университетом — не какой-нибудьподвал, а большое стратегическое бомбоубежище на десять этажей вниз, в которыхне только холодогенераторы, но и собственный атомный реактор, и жилыепомещения, и соединения с ближайшими станциями метро, и даже с Метро-2. —Леонид сделал Саше страшные глаза, заставив ее улыбнуться.

— Ничего нового я пока не услышал, — презрительно отвесилему Гомер.

— Говорят, там настоящий подземный город, — мечтательнопродолжал музыкант. — Город, жители которого — а они, разумеется, вовсе непогибли — посвятили себя собиранию по крупицам утерянных знаний и служениюпрекрасному. Не скупясь на средства, они посылают экспедиции в уцелевшиекартинные галереи, в музеи и в библиотеки. А детей своих воспитывают так, чтобыте не утратили чувства красоты. Там царит мир и гармония, там нет другихидеологий, кроме просвещения, и других религий, кроме искусства. Там нет убогихстен, крашенных в два кондовых цвета масляной краской, — они все расписанычудесными фресками. Из динамиков вместо собачьего лая команд и сирен тревогидоносятся Берлиоз, Гайдн и Чайковский. И любой, представьте, способенцитировать Данте по памяти. И вот именно этим-то людям и удалось остатьсятакими, как раньше. Даже нет, не такими, как в двадцать первом веке, а как вантичные времена… Ну, вы читали ведь в «Мифах и легендах»… — Музыкант улыбнулсястарику как слабоумному. — Свободными, смелыми, мудрыми и красивыми.Справедливыми. Благородными.

— Ничего подобного никогда не слышал! — Гомер надеялсятолько, что хитрый дьявол не подкупит этим девочку.

— В метро, — Леонид внимательно посмотрел на старика, — этоместо называют Изумрудным городом. Но его жители, по слухам, предпочитаютдругое именование.

— И какое?! — распалился Гомер.

— Ковчег.

— Чушь! Полная чушь! — Старик фыркнул и отвернулся.

— Разумеется, чушь, — флегматично откликнулся музыкант. —Это же сказка…

* * *

Добрынинская была погружена в хаос.

Гомер озадаченно и напуганно оглядывался по сторонам: неошибается ли он? Может ли такое твориться на одной из спокойных кольцевыхстанций? У него складывалось впечатление, что за последний час Ганзе кто-тоуспел объявить войну.

Из параллельного туннеля выглядывала грузовая дрезина, накоторую были как придется навалены трупы. Военные санитары в фартукахперетаскивали тела на платформу, укладывали их на брезент: у одного головаотдельно, у другого на лице живого места не осталось, у третьего выпущеныкишки…

Гомер закрыл Саше глаза. Леонид набрал воздуха в грудь иотвернулся.

— Что случилось? — перепуганно спросил у санитаров один изприданных троице караульных.

— Наш дозор с большой развязки, с главной ССП. Весь тут, доединого. Никто не ушел. И неясно, кто сделал. — Санитар вытер ладони о фартук.— Братишка, прикури мне, а? А то руки трясутся…

Главная ССП. Ветка-паук, отходящая за Павелецкой-радиальнойи объединяющая четыре сразу линии — Кольцо, серую, оранжевую и зеленую. Гомерпредполагал, что Хантер выберет именно этот путь, кратчайший, но охраняемыйусиленными нарядами Ганзы.

Ради чего такое кровопролитие?! Первыми ли они открыли понему огонь или даже не успели разглядеть его в туннельной тьме? И где онсейчас? О боже, еще одна голова… Как он мог такое сотворить?..

Гомер вспомнил о расколотом зеркале и о Сашиных словах.Неужели она права? Возможно, бригадир противостоял сам себе, стараясьудержаться от лишних убийств, но не умея обуздать себя? И, разбивая зеркало, ондействительно хотел ударить того уродливого, страшного человека, в которогопостепенно превращался…

Нет. Хантер увидел в нем не человека, а настоящее чудовище.Его он и пытался поразить. Но только раздробил стекло, превратив одно отражение— в десятки.

А может… Старик проследил взглядом путь санитаров от дрезинык платформе… Восьмой, последний. Может быть, как раз из зеркала все ещетоскливо смотрел человек? Прежний Хантер?

А тот… Другой… уже был снаружи?

«И действительно, что делает человека человеком?

Он бродит по земле уже больше миллиона лет, но магическаятрансформация, превратившая хитроумное стайное животное в нечто совершенноиное, невиданное, произошла с ним каких-то десять тысяч лет назад. Подуматьтолько, девяносто девять сотых всей своей истории он ютился по пещерам и глодалсырое мясо, не умея согреться, создать инструменты и настоящее оружие, не умеядаже толком говорить! Да и чувствами, которые он был способен испытывать,человек не отличался от обезьян или волков: голод, страх, привязанность,забота, удовлетворение…

Как он смог вдруг за считанные века научиться строить,мыслить и записывать свои мысли, изменять окружающую материю и изобретать,зачем понадобилось ему рисовать и как он открыл музыку? Как смог покорить весьмир и переустроить его по своей потребности? Что именно десять тысяч лет назадприбавили к этому зверю?

Огонь? Дали человеку возможность приручить свет и тепло,унести их с собой в необитаемые холодные земли, жарить добычу на кострах,ублажая желудок? Но что это изменило? Разве что позволило ему расширить своивладения. Но крысы и без огня сумели заполонить всю планету, так и оставшисьтем, чем были изначально — сообразительными стайными млекопитающими.

Нет, все-таки не огонь; во всяком случае, не только огонь, —прав был музыкант. Что-то еще… Что?