Саша не отвечала, и какое-то время они шагали рядом молча,пока не забрались в совсем безлюдный уголок зала.

— У меня отец умер. Из-за меня, я виновата. И я уже ничегоне могу сделать, чтобы он снова был живой. А там есть люди, которые еще живые.Которых еще можно спасти. И я должна попытаться. Ему должна, — медленно инеловко выговорила она наконец.

— Спасти от кого? От чего? Болезнь неизлечима, ты слышала, —горько отозвался старик.

— От твоего друга. Он страшнее любой болезни. Смертельнее. —Девчонка вздохнула. — Болезни хотя бы оставляют надежду. Кто-то всегдавыздоравливает. Один на тысячу.

— Каким образом? Почему ты думаешь, что сможешь? —внимательно посмотрел на нее Гомер.

— У меня уже получалось, — неуверенно ответила она.

Не переоценивает ли девчонка свои силы? Не обманывает лисебя, приписывая черствому и безжалостному бригадиру взаимность? Гомеру нехотелось обескураживать Сашу, но лучше было предупредить ее сейчас.

— Знаешь, что я нашел в его палате? — Старик осторожнодостал из кармана искалеченную пудреницу и передал ее Саше. — Это ты ее так?

— Нет. — Та покачала головой.

— Значит, это Хантер…

Девушка медленно раскрыла коробочку, нашла свое отражение водном из стекольных осколков. Задумалась, вспомнила свой последний разговор собритым и слова, произнесенные им в полумраке, когда она пришла дарить ему нож.Вспомнила и лицо Хантера, когда он тяжело шагал к ней, весь окровавленный,чтобы занесшая свои лезвия химера бросила Сашу и убила его самого…

— Это он не из-за меня. Это из-за зеркала, — решительносказала она.

— Оно здесь при чем? — приподнял брови старик.

— Ты сам говорил. — Саша захлопнула крышку. — Иногда полезноувидеть себя со стороны. Помогает много о себе понять. — она передразниламенторский стариковский тон.

— Считаешь, что Хантер не знает, кто он есть? Или что до сихпор переживает из-за своего вида? Потому и разбил? — Гомер снисходительнохмыкнул.

— Дело не во внешности. — Девчонка прислонилась спиной кколонне.

— Хантер прекрасно знает, кто он такой. И, видимо, просто нелюбит, когда ему об этом напоминают, — ответил сам себе старик.

— А может, он сам об этом забыл? — возразила она. — Мнеиногда кажется, что он все время старается что-то вспомнить. Или… что онприкован цепью к тяжелой вагонетке, которая катится под уклон, в темноту, иникто не поможет ему ее остановить. Я это объяснить не могу. Просто смотрю нанего и чувствую. — Саша нахмурилась. — Никто этого не видит, а я вижу. Япоэтому тогда тебе сказала, что нужна ему.

— То-то он тебя бросил, — жестоко ткнул ее Гомер.

— Это я его бросила. — Девчонка упрямо насупилась. — Атеперь должна догнать, пока не поздно. Они все еще живые. Их можно еще спасти,— как заведенная, повторила она. — И его тоже еще можно спасти.

— Его-то тебе от кого спасать? — вскинул подбородок Гомер.

Она посмотрела на него недоверчиво — неужели старик такничего и не понял, несмотря на все ее усилия? И невероятно серьезно ответилаему:

— От человека в зеркале.

* * *

— Занято?

Саша, рассеянно ковырявшая вилкой грибное жаркое,вздрогнула. Рядом с ней с подносом в руках стоял зеленоглазый музыкант. Стариккуда-то отошел, и его место сейчас пустовало.

— Да.

— Всегда можно найти решение! — Он поставил свой поднос и,резво подхватив за соседним столом свободный табурет, уселся слева от Саши прежде,чем та успела запротестовать.

— Если что, я тебя не приглашала, — предупредила она его.

— Дедушка наругает? — с понимающим видом подмигнул музыкант.— Позвольте представиться. Леонид.

— Он мне не дедушка. — Саша почувствовала, как к щекамприливает кровь.

— Даже так?.. — Леонид набил рот до отказа и восхищенновыгнул бровь.

— Ты наглый, — отметила она.

— Я напористый. — Он назидательно воздел вилку кверху.

— Слишком уверен в себе. — Саша улыбнулась.

— Я вообще верю в людей, ну и в себя в частности, — невнятнопробормотал он, жуя.

Вернулся старик, постоял за спиной у самозванца, скорчилнедовольную гримасу, но все же уселся на свой табурет.

— Саша, тебе не тесно? — сварливо поинтересовался он, глядямимо музыканта.

— Саша! — торжествующе повторил тот, отрываясь от миски. —Очень приятно. Меня, напомню, зовут Леонид.

— Николай Иванович, — покосившись на него, хмуро сказалГомер. — А что вы за мелодию сегодня исполняли? Кажется знакомой…

— Ничего удивительного, я уже третий день ее тут исполняю, —нажимая на последнее слово, отозвался тот. — А вообще собственного сочинения.

— Твоего? — Саша отложила приборы. — А как называется?

— Никак не называется. — Леонид пожал плечами. — Надназванием я как-то не думал. А потом, как это в буквы переложить? Да и зачем?

— Красиво очень, — призналась девушка. — Просто необыкновеннокрасиво.

— Тогда могу назвать в твою честь, — не растерялся музыкант.— Ты заслуживаешь.

— Не надо. — Она покачала головой. — Пусть лучше безназвания будет. В этом есть смысл.

— В том, чтобы посвятить ее тебе, тоже есть определенныйсмысл. — Он засмеялся было, но подавился и закашлялся.

— Ну, готова? — Старик взял Сашин поднос и поднялся. — Пора.Вы уж извините нас, молодой человек…

— Ничего! Я уже доел. Разрешите немного проводить девушку?

— Мы уезжаем, — резко произнес Гомер.

— Здорово! Я тоже. На Добрынинскую. — Музыкант напустил насебя невинный вид. — Нам не по пути?

— По пути, — неожиданно для самой себя ответила Саша,стараясь не глядеть в сторону Гомера и все соскакивая глазом на Леонида.