Юноша искоса разглядывал Турецкого.

— Вы видели меня на сцене?

— Видел, и не раз, — усмехнулся Турецкий. — Вы так воздушны, легки!

— Что-то я вас не припомню... Вы не похожи на наших... Вы натурал?

— В общем-то да! Не стану лукавить.

— А куда мы едем? Нам же нужно направо...

— Едем мы, дорогой Валентин Антонович Варфоломеев, на Большую Дмитровку.

— Мне туда не нужно! — занервничал юноша. — Что там?

— Там, дорогой Валентин Антонович, располагается Генеральная прокуратура. Нам туда.

— Зачем?

— Поговорить, дражайший, поговорить.

— Это произвол! Это захват! Вы что... похитили меня?

— Что вы! Упаси бог! Я подвез вас. Оказал вам услугу. Потому что мог бы вызвать вас повесткой. А зачем нам огласка, верно? Мы поговорим тихо-мирно. И разойдемся. Может быть, — зловеще добавил он.

Автомобиль замер.

— Прошу на выход, — мило улыбнулся Александр. — Нам туда, — указал он рукой на проходную.

Варфоломеев выбрался из автомобиля, на негну- щихся ногах пошел в указанном направлении.

В этот день вся Генеральная прокуратура, в той ее части, что расположена в здании на Большой Дмитровке, подавляя смешки, высыпала в коридоры, разглядывая спутника Александра Борисовича Турецкого. Спутник его шел на журавлиных ногах, то и дело испуганно взмахивая накрашенными ресницами и покусывая губы в вишневой помаде.

«Завтра насмешек не оберешься!» — раздраженно думал Александр Борисович.

— Вот сюда, пожалуйста, — он распахнул перед танцовщиком дверь своего кабинета.

— Присаживайтесь. Шубку можно скинуть. Разговор будет длинным, — пообещал Турецкий.

— У меня в шесть спектакль! — нервно вскричал Варфоломеев.

— Не в шесть, а в семь, — поправил его «важняк».

— Но я еще должен разогреться!

— Вот сейчас и разогреемся, — усмехнулся Александр, доставая диктофон и включая стоящий в углу кабинета видеомагнитофон.

Варфоломеев вперился в экран. Александр тем временем внимательно его разглядывал. Узкое лицо, высокие скулы, темные глаза, удлиненный нос с горбинкой. Красивое, породистое лицо. Но назвать это лицо женским, даже с учетом накрашенных губ и ресниц, было весьма трудно. Впрочем, если темные очки и капюшон... Варфоломеев нервно теребил сумку. Крупные, жилистые руки с выпирающими венами, широкие, чуть искривленные в суставах пальцы с длинными, в ярком лаке, ногтями. А уж руки тем паче на

женские не тянут. Консьержка Серова говорила, что неизвестная женщина в черной куртке с капюшоном сутулилась, а у танцовщика гордая прямая осанка с высоко поднятой головой. Тем не менее, тем не менее...

На пленке между тем завершилась театрализованная оргия, зал рукоплескал. Спустя несколько мгновений танцовщики высыпали в зал. За столиком Новгородского расположился Валентин Варфоломеев. Минуту спустя он уже сидел на коленях депутата. Турецкий щелкнул пультом, остановил кадр.

— С этого места начнем поподробнее. Вам знаком этот мужчина?

— Который из них?

— Тот, у которого вы сидите на коленях.

— Это Жорж.

— А полностью? Полное имя, отчество, фамилия?

— Я знал его под этим именем.

— Почему — знал? — тут же вцепился Турецкий.

— Потому что... Он к нам давно не приходил.

— Как давно?

— Месяца полтора... Наши говорят, что его убили...

— Кто это — ваши?

— Ну, балетные.

— Вас с этим Жоржем связывали какие-нибудь отношения?

— Ну какие отношения, господи? Трахались иногда, вот и все отношения.

— И где это происходило?

— Он приходил в клуб «Чайковский», где мы обычно выступаем. Там есть кабинеты. Там все и происходило.

— Часто он там бывал?

— Где-то раз в неделю. Иногда чаще.

— И всегда выбирал вас?

— Почему — всегда? Кого хотел, того и выбирал. Мы же для них как проститутки.

— То есть вас заставляли с ним спать?

— Ну что значит «заставляли»? Никто никого не заставлял. Все совершеннолетние. Только если клиенту откажешь, вылетишь из труппы на следующий же день. Это всем известно.

— То есть руководитель труппы все-таки принуждал вас к...

— Траханью? Напрямую — нет. Но я же говорю: не переспишь — вылетишь. А у меня руки больные, я в нормальной труппе работать не могу. Мне ни одной балерины не поднять. У меня полиартрит.

— Вы встречались с Жоржем только в стенах клуба? Он никуда вас не приглашал?

— Нет. Мы вообще с ним пару раз только... Потом он на Андрея Маслова переключился, честное слово!

«Что это ты так нервничаешь, дружок?» — Александр видел, что сквозь слой пудры на лице танцовщика проступают алые пятна.

— Вас это огорчило?

— Как вам сказать... Он, конечно, не супермужчина, от него головы не потеряешь... Но не жаден. Деньги давал. На лекарства в том числе.

Турецкий поменял кассету, включил ее. Замелькали кадры. Александр остановил пленку. Рядом с Новгородским за столиком сидел светловолосый молодой человек.

— Вот! Это Андрей! — вскричал Варфоломеев. — Он и был пассией Жоржа, пока не пропал.

— Пропал? Куда и когда?

— Где-то в начале октября. Вечером возвращался домой после спектакля и до дома не дошел.

— И что же? До сих пор о нем ничего не известно?

— Нет.

— Заявление в милицию подавали?

— А кто будет подавать? Он из Коврова родом. У него там из родственников одна тетка. Кому он нужен-то?

— Как же так? Ваш товарищ по сцене пропал и никому нет дела? А ваш худрук? Он-то куда смотрит?

— Он смотрит, чтобы клиенты были довольны! Чтобы никаких скандалов, чтобы тишь и гладь...

— Что ж, придется его огорчить. Поскольку скандала, видимо, не избежать. А что вы делали седьмого ноября, Валентин Антонович?

— Седьмого ноября? — молодой человек задумался. — Я не помню.

— Постарайтесь вспомнить, — улыбнулся Александр. — Это праздничный день. Вы, наверное, участвовали в каком-нибудь спектакле?