Грязнов, не удержавшись, прыснул.

— Смейтесь, смейтесь, — покачал головой Меркулов. — Напоследок самое интересное: лично мне звонит генерал-майор, фамилию просил не называть, и сообщает, что седьмого ноября задержанный Варфоломеев весь день провел с ним, в его загородной резиденции. Поскольку он ему, оказывается, как сын родной. И его старушка жена тоже обожает этого мальчика. Вот так!

— Эх, какая сплоченность рядов! Какая забота о товарищах по оружию! Ей-богу, позавидуешь этим геям. Что-то нас, натуралов, никто так не защищает! — вздохнул Турецкий.

— А может, нас всего-то трое на всю Москву и осталось? — оглядев присутствующих, предположил Грязнов.

— Хватит паясничать! Тебе, Александр, лучше бы

вообще отъехать куда-нибудь на несколько дней. Чтобы здесь волны улеглись.

— Понятно. Куда прикажете отъехать?

— Не злись, это я так, к слову. Ладно, идите работайте. Танцора выпустили?

— Выпустили. Еще утром. До вечера успеет генерала навестить, — буркнул Саша, покидая кабинет начальства.

— Клавдия, ты женщина мудрая. Вот объясни мне, как можно спать с мужиками? — спросил Турецкий.

— А с кем же еще спать? — оторопела женщина, разглядывая приятелей.

— Да он не о тех, а о тех, — попробовал объяснить Грязнов и удрученно махнул рукой. — Пойдем, Саня, обмозгуем ситуацию.

И они вышли, провожаемые изумленным взглядом Клавдии.

В кабинете Турецкого, не сговариваясь, друзья стремительно наполнили рюмки из принесенной Грязновым фляжки.

— За натуралов! — провозгласил Турецкий.

— Присоединяюсь! — отозвался Грязнов.

Они выпили и с наслаждением закурили.

— А что этот танцор? С чего ты его прихватил-то, Саня?

— А ты почитай протокол допроса. И посмотри кассету. С того и прихватил, что его коллега, который якобы шантажировал Новгородского, после ссоры с депутатом пропал, как и не было. И этот мог пропасть. А у него, я считаю, мотив для убийства был. И внешность подходящая. Ты сравни с фотороботом. И духи «Опиум» опять же.

— А кто пропал после ссоры с Новгородским? Фамилия какая?

— Андрей Маслов. Еще одно мимолетное увлечение покойного депутата. Что-то не так сказал нашему Новгородскому и сгинул.

— А помнишь, бабка Мостовая показала, что слышала угрозы Новгородского в чей-то адрес? Может, как раз по этому Маслову колокол звонил?

— Может быть. Я их худрука, Михайлова, вызвал, заставил подать заявление о пропаже парня... Кто же эту сволочь прикончил? — задумчиво закончил Турецкий.

— Это ты о Новгородском?

— О ком же еще? Распутать бы этот клубок поскорее и забыть.

— Тогда давай за успех нашего безнадежного предприятия! — Грязнов налил по второй, одновременно доставая запиликавшую трубку мобильного.

— Грязнов слушает. Витя? Гоголев? Здорово, дружище!

Турецкий улыбнулся, махнул рукой. Мол, от меня привет! Гоголев — начальник питерского уголовного розыска, коллега и давний приятель, гудел в трубку таким громким, густым басом, что каждое слово было слышно на весь кабинет.

— Слава! У меня новости кое-какие. По картинам Малевича и Филонова.

— Ну-ну, не томи! — вскричал Грязнов.

— Да видишь ли, информация неофициальная, но вполне достоверная. У наших музейщиков свои скелеты в шкафах. И своя корпоративная солидарность. Сколько мои ребята коньяку с ними выпили, пока разговорили, — это не счесть!

— Сочтемся!

— Да не в этом дело. Короче говоря, основная коллекция русской живописи начала века хранится в Русском музее. Но именно те два полотна, которые тебя интересуют, были подарены Эрмитажу в начале войны. Хозяин картин, известный коллекционер Саатрян, подарил их тогдашнему директору Эрмитажа Орбели. Но в эрмитажные каталоги эти картины внесены не были. Существовали какое-то время на правах частного дара, в каких-то своих, внутренних списках. Много позже, в девяносто девятом году, в Эрмитаже проводилась внеплановая проверка Министерства культуры. И тогда-то эти два полотна не обнаружились. Поговаривают, что к исчезновению полотен причастна одна из бывших сотрудниц Эрмитажа. Мне назвали ее фамилию. Но это на уровне слухов. Если вам нужна информация официальная, приезжайте! Ты или Турецкий.

— Виктор! Считай, что я уже выезжаю! — отнимая у друга трубку, закричал Турецкий.

Денис Грязнов, руководитель частного сыскного агентства «Глория», выполнял частное поручение своего именитого дядюшки в праздничный день двадцать пятого декабря. В наших палестинах так уж заведено, что новогодние праздники начинаются одновременно с Рождеством в просвещенной Европе, а заканчиваются рука об руку с Востоком. То есть с наступлением Нового года какой-нибудь зеленой Крысы или черного Кабана.

В «Глории», начальником которой и был Грязнов-младший, в это время накрывали стол и расставляли свечи. А он, Денис, отыскал наконец двухэтажный особнячок в районе Покровских ворот, у входной двери которого висела табличка со странной надписью: «ЦОППП», которая расшифровывалась следующим обпазом: «Центр по оказанию психологической помощи подросткам».

Денис вошел в небольшой, уютный вестибюль, расстегнул дубленку, снял кепку, огляделся. Довольно уютная, даже домашняя, обстановка. Пальмы в кадках, несколько диванчиков. Зеркала и картины на стенах, выкрашенных светло-зеленой краской. В глубине — стойка, за которой стояла миловидная барышня-регистратор. Возле стойки ожидали чего-то двое: женщина лет сорока пяти и девочка лет шестнадцати.

Денис топтался на месте, изображая крайнюю степень замешательства и нерешительности, невольно прислушиваясь к весьма громкой перепалке.

Девочка злобно шипела:

— Я никуда не пойду! Никто мне не нужен!

— Но как же не нужен, доченька, — ласково увещевала мамаша. — Мы же вчера вечером обо всем договорились. Ты же обещала, что пойдешь к доктору!

— Это тебе нужен доктор! Это ты больная шизофреничка! А я здорова! — почти рычало на мать юное создание.

— Аленька, но мы же записались на прием! Доктор тебя ждет!

— А мне плевать на доктора! И на тебя плевать! Ты мою жизнь сломала, а теперь по докторам таскаешь!

— Господи, ну почему сломала? Дядя Коля прекрасно к тебе относится! А я люблю тебя больше всех на свете!

— Ха! Очень ты меня любишь! Выскочила замуж за первого же подвернувшегося старика.