– Там, откуда ты, я бы стал королем, – сказал он и похлопал ее по плечу. Это было беспомощное движение, но ощущения от него были все же приятными.

Дамайянти сидела за столом одна. Ример догадывался, что она пришла рано, чтобы удостовериться, что это он придет к ней, а не наоборот.

В чайном доме посетителей было мало. С каждым его визитом сюда их становилось все меньше и меньше. За столиком у окна сидели две женщины. Их возраст невозможно было определить из-за украшений и подрисованных глаз. Купчихи, которые забрели не в свою часть города. Может быть, они пришли, чтобы убедиться, как же им на самом деле повезло в жизни.

В углу одиноко сидел оборванец с заплечным мешком. Перед ним на столе лежала кукла. Вокруг ее горла обвились нитки, и голова свесилась набок, как будто куклу задушили.

Ример сел на скамью напротив Дамайянти. На какой-то краткий миг ее глаза стали правдивыми и сказали ему, что она действительно рада его видеть. Но потом она снова закрылась и нацепила на себя соблазнительную улыбку.

Ример хлопнул на стол две тяжелые книги. Две другие посетительницы чайного дома взглянули на них, не прерывая разговора.

– Сказки? – спросила Дамайянти и склонилась вперед. Браслеты звякнули, соприкоснувшись со столом, и до Римера донесся запах ее духов.

– Обычно я так думал, но все не настолько просто, да?

Ример кивнул Линдри, который подошел к ним семенящими шагами. В руках он нес заставленный поднос. Линдри был старым, но никогда еще он не выглядел таким древним, как сейчас. Он опустил поднос на стол. На одной из чашек была трещина. На грубой керамике не хватало маленького треугольника.

– Приятно снова видеть тебя, Линдри.

– Это честь для меня, Воро… Ример-отче. Он будет готов, как только ты о нем забудешь.

– Что, прости?

– Чай. Он заварится как раз в тот момент, когда ты о нем забудешь, – торговец чаем улыбнулся. Все морщины на его лице растянулись. Он немного помедлил, как будто хотел сказать что-то еще, но потом ушел.

Дамайянти подняла крышку чайника и втянула в себя запах.

– Мммм, надо мне приходить с тобой сюда почаще, – сказала она и взглянула на него из-под тяжелых век. – Очевидно, между имлингами существует разница.

– Очевидно, – ответил Ример. – Ты можешь выбирать, чего хочешь, а вот я никогда не смогу.

– Потому что он всегда дает тебе лучшее из того, что у него есть. Но в твоих устах это звучит как недостаток.

– Попробуй прожить год без свободы выбора, вот тогда и поговорим.

Она приподняла бровь, и Ример понял, что знает о ней слишком мало, чтобы строить какие бы то ни было предположения. Она перекинула волосы через плечо. Они были собраны в хвост, который игриво касался ее ключицы.

– Женщины у окна знают, кто я такая, – сказала она, не понижая голоса. – Они делают вид, что не знают этого, но они обо мне слышали. Они говорят обо мне. И они уже для себя решили, что я за женщина. Для них я – потаскуха, и никогда не стану никем другим. Я вольна пойти, куда захочу, но никогда не буду свободна от чужих предрассудков. Я танцовщица. А значит, вся Маннфалла думает, что знает меня.

– Я Ример Ан-Эльдерин.

Самодовольство исчезло с ее лица. Она покраснела. Он и не думал, что когда-нибудь ему доведется увидеть подобное. Он оказал ей услугу, сменив тему. Ради этого Ример сюда и пришел.

– Грааль проиграл войну.

Она огляделась по сторонам. Имя было ей знакомо. Ример опустил руку на книги.

– Чего ты боишься, Дамайянти? Здесь никто не слышал этого имени. Никто в этом чайном доме. Никто в Маннфалле. Никто в Имланде. Кому здесь есть дело до войны, которая закончилась тысячу лет назад? И до имени, которое было похоронено в те же времена? Его нет в Книге Всевидящего. Его нет в истории войны. И как же так случилось, что ты знаешь имя, которого больше никто не знает?

Она провела пальцами по волосам.

– Какая-то информация доходит до меня…

– Дамайянти, если бы я хотел увидеть, как ты гниешь в шахтах, ты уже была бы там. Я здесь не для того, чтобы наказать тебя за то, что ты слышала или знаешь.

Она многозначительно улыбнулась, и он почувствовал, как в нем нарастает раздражение.

– Нет, я здесь не для этого. Я здесь, потому что ты должна помочь мне победить слепых. Я не идиот, Дамайянти. Ты пришла ко мне, пригласила меня. Ты сказала, что я должен понять войну, чтобы понять слепых. Так расскажи мне почему.

– Ты по-прежнему считаешь, что Всевидящего не существует?

– Я знаю, что его не существует, – слова Римера прозвучали не так уверенно, как ему хотелось бы. В последнее время он прочитал столько всего, что уже ни в чем не был абсолютно уверен.

– В таком случае все твои знания ничего не стоят, Ример Ан-Эльдерин. Они были братьями.

Ример знал. Он отыскал книги. Он знал больше, чем она могла предположить, и пора продемонстрировать ей это. Ример склонился к ней.

– Есть история о двух братьях, Граале и Наиэле. Трупорожденные слепые братья. Набирны. Им поклонялись их соплеменники. Они вели войну против имлингов до тех пор, пока Наиэль не превратился в ворона и не увидел, как прекрасен Имланд. Тогда он повернулся спиной к своим и стал Всевидящим. Блаженная смесь мифов и реальности. Каша из истории и вымысла, которой с тех времен всех потчуют. Но братья выжили, так ведь?

Дамайянти кивнула. Ей не удалось скрыть удивление. Ример продолжил:

– Проиграть войну – дело дорогое. Наказание Грааля стало упражнением в жестокости. Его предали, искалечили и отправили в изгнание. А его брату стали поклоняться как божеству. Это было целую вечность назад, и ничто из этого не должно иметь значения. Но это не так, да? Именно поэтому слепые вернулись?

Дамайянти поерзала на скамье, положила ладонь на шею и уставилась в потолок. Обдумывала, что сказать, а чего не говорить. Когда она вновь посмотрела на него, сомнений в ее взгляде больше не было. Она выбрала правильную сторону. Она расскажет ему, что знает.

– Это имеет значение, потому что они не умирают.

– Оставь суеверия себе, я собственноручно убивал их. Отдал их Шлокне.

Она склонилась к нему:

– Все можно убить, Ример. Но что это значит? Для них тысяча лет – пустяк. Пустяк! – Ее глаза горели. – Это даже не половина жизни для слепого.

Римеру показалось, что сейчас он впервые увидел ее истинное «я», и от этого ему сделалось нехорошо.

Он думал, что превосходство будет на его стороне, но разговор пошел в направлении, которое он не предусмотрел. Он боролся с собственными сомнениями. Она была знакома с Урдом, и все же… Она ошибается. Она должна ошибаться. Ничто не может жить вечно.