Подскочив, она кинулась к нему с воплями:

– Благоприятное?! Моя изломанная жизнь – это благоприятное стечение обстоятельств?!

Не успел он опомниться, как она довольно ощутимо заехала ему в челюсть и замахнулась, чтобы врезать еще раз, прежде чем он успел перехватить ее руки и прижать к бокам. Тогда она начала лягаться.

Ноги в мягких тапках ощутимого урона нанести ему не могли, но всё же это было довольно неприятно. К тому же он боялся, что она, войдя в раж, сломает себе пальцы на ноге. Пришлось упасть вместе с ней на пол и прижать ее к ковру своим телом.

– Если бы я знал, что мне придется заниматься чем-то подобным, надел бы спортивный костюм. Конечно, у беременных женщин всякие бывают прихоти, но о тяге к вольной борьбе я что-то ни разу не слыхал.

Убедившись, что настойчивые попытки отдубасить виновника ее состояния успеха не имеют, Наталья горестно разрыдалась. Благоразумно придерживая ее во избежание нового нападения, Николай с трудом вытащил из кармана клетчатый носовой платок и сунул ей в руку.

Наталья со злостью высморкалась и мстительно засунула мокрый платок обратно ему в карман. Он только благостно вздернул брови кверху, демонстрируя стопроцентную надежность и покладистость.

– Отпусти меня! – потребовала глухим от слез, но уверенным голосом.

– А ты уверена, что это твое буйство окончательно прошло?

Она подтвердила:

– Уверена!

Николай выпустил ее, помог подняться, но не преминул заметить:

– А ведь лежать рядышком на полу было вовсе не плохо! – подвел ее к дивану, усадил, сам сел рядом, взял в свои руки ее узкие ладони и голосом мудрого исповедника попросил: – А теперь расскажи спокойно, что же тебя так расстроило?

Почувствовав, что от злости ее начинает медленно потряхивать, Наталья Владимировна испугалась за ребенка. Вырвав руки, пошла на кухню, накапала в стакан с кипяченой водой тридцать капель корвалола, залпом выпила пахучую жидкость. Чтобы успокоиться, налила воды из закипевшего чайника и бросила в кипяток пакетик ромашки. Невкусно, конечно, зато хорошо успокаивает.

Пришедший следом Николай с укором поглядел на нее и налил чаю и себе, но заварку добавил обычную, предварительно по-хозяйски пошарив по шкафам. Наталья равнодушно махнула рукой. Пусть делает что хочет, всё равно от него не отвязаться.

Они мирно попили чаю с бутербродами и вернулись в комнату, где он, успокоенный нежным румянцем, вернувшимся на ее щеки, снова спросил о том же. Она обескураженно посмотрела на него, не понимая, всерьез он это говорит или прикидывается.

– Я же тебе всё сказала!

Он упрямо стоял на своем.

– Ничего ты не говорила, ты то кричала, то рыдала. Из твоих несвязных слов я понял только одно – что ты беременна и почему-то не хочешь за меня замуж.

Наталья Владимировна задумалась. Их разговор представлялся ей несколько иначе.

– Вот видишь, какие мы с тобой разные. Нам друг друга никогда не понять!

У него на этот счет было совсем другое мнение. Решив, что от расстройства она плоховато соображает, медленно выговорил:

– Милая, ты мне ничего не говорила, а я не телепат, чтобы читать твои мысли. Я понимаю одно – ты отчего-то жутко расстроена и хочу понять, отчего.

Не зная, смеяться или плакать, она возвела глаза к небу. Он что, на самом деле не может понять, отчего она расстроена? Это что, изощренное изуверство?

Снова завладев ее ладонями, он проникновенно продолжил:

– Я не понимаю, с какой стати желанная беременность… – Тут она с возмущением посмотрела на него, но он настойчиво продолжал: – Для меня очень желанная!

Тут она не выдержала:

– Ну так и рожай сам, в чем же дело?!

Он корректно ответил:

– Если бы я мог, конечно бы сделал это для нас двоих, но пока у мужчин нет для этого соответствующих органов. Так что тебе карты в руки. – Заметив, что от его лексики она закатила глаза, извинился: – Прости, я несколько не в себе, и зачастую не могу подобрать нужных слов. Ну так вот, если ты успокоишься и хорошенечко подумаешь, то поймешь, что это благословение небес. Что тебя пугает? Врачи не советуют тебе рожать по состоянию здоровья?

Наталья Владимировна отрицательно покачала головой. Гинеколог как раз заверила ее, что она может родить еще десяток, было бы желание.

Он удовлетворенно посоветовал:

– Тебе надо просто успокоиться, только и всего. А чтобы ты была спокойна и лишний раз не волновалась, поедем ко мне. И ты будешь под присмотром, и я беспокоиться буду гораздо меньше.

Наталья Владимировна немедля воспротивилась:

– Да с чего же это! Мне и здесь хорошо!

Он погладил ее по головке, как малое неразумное дитятко.

– Конечно, конечно! Но ты должна признать, что жить здесь с ребенком неудобно. Коляску надо будет затаскивать на четвертый этаж, а у вас вонь такая в подъезде. Не будешь же ты выгонять из подъезда Бориса? Да он и не уйдет. И у тебя квартира слишком маленькая. Кстати, я тебе не говорил, что у нас в роду очень часты двойни? У меня тоже был брат-близнец, к сожалению, не выжил, слишком маленьким родился. И я считаю, нам нужно подготовиться к скорой свадьбе.

От этих ошеломительных новостей Наталья Владимировна окончательно впала в ступор, и, пока он собирал ее вещи, лишь тихо повторяла:

– Двойня… Благословение Господне… Скорая свадьба… – и даже не смогла воспротивиться, когда он напялил на нее куртку, шапку, велел надеть зимние сапоги и повел по лестнице вниз, одной рукой придерживая слегка пошатывающуюся невесту, в другой неся дорожную сумку с необходимыми, на его взгляд, вещами.

Когда они подъехали к престижной кирпичной высотке, она настолько пришла в себя, что даже смогла спросить:

– Куда ты меня привез?

Благодушно усмехаясь, он назвал адрес. Добил ее тем, что начал объяснять, как ей удобнее добираться от школы до его дома.

– Понимаешь, по утрам я тебя, конечно, буду отвозить, а вот встречать вряд ли смогу. Ты намного раньше меня кончаешь работу, а удирать с работы каждый день не получится. На меня Евгений и так в последнее время что-то косится.

Она откинулась на сидении и снова замолчала. Когда они проходили мимо охраны, Николай Иванович чопорно представил ее:

– Моя жена Наталья Владимировна! Прошу любить и жаловать!

Охранники уставились на нее, не столько пытаясь запомнить, сколько удовлетворяя природное любопытство, а Николай Иванович, заметив, что рот у нее начал кривиться в истеричной усмешке, поспешил увести ее в лифт. Робко спросил:

– Тебе что-то не нравится?

Отупело разгладив складочку на куртке, Наталья Владимировна молча пожала плечами, не желая больше зря тратить силы. Она чувствовала полную разбитость и мечтала лишь о тихой спокойной спальне с удобной кроватью. Больше ее ничто не интересовало.