Любой из нас может умереть в любой день по ряду причин. Ожидаешь ли ты, что твой партнер примется объяснять, через что тебе придется пройти, если он погибнет в автокатастрофе, скончается от сердечного приступа или утонет? А ведь это тоже может случиться. Ты – смертное существо, как и любой человек или майский жук, бурый медведь или лосось. Все мы умрем, но некоторые из нас умрут завтра, или в следующем году, или в следующие полстолетия. И, в общем и целом, мы не знаем, с кем из нас это случится, когда и почему.

Эта тайна – не проклятие нашего существования; она – чудо. Это то, что обсуждают люди, когда говорят о цикле жизни, частью которого все мы являемся независимо от нашего согласия или отрицания, – живые, мертвые, рождающиеся в эту самую секунду или медленно угасающие. Попытка вывести себя за рамки этого круга не защитит тебя. Это не помешает скорбеть тебе и не убережет тех, кого ты любишь, от их собственной скорби, когда ты уйдешь. Это не продлит твою жизнь и не укоротит ее. Что бы ни шептала тебе на ухо твоя безумица – это неправда.

Ты здесь. Так будь здесь, дорогая! Ты пока здорова, ты с нами, и ты в порядке.

Дорогая Лапочка!

Как нам теперь, в эпоху Фейсбука и Твиттера, прийти в себя после разрыва с бывшими (с которыми мы пытаемся остаться в друзьях), когда нас накрывают лавины обновленных статусов и твитов или, как я предпочитаю это называть, 140 знаков боли?[26]

Дорогая Постоянно Обновляющая!

Нам не стоит приходить в себя, отслеживая каждый шаг своих бывших на Фейсбуке и в Твиттере, радость моя. Фейсбук и Твиттер – это машины душевных мук. В Лапочкиной юности вполне хватало мучений из-за чертова телефона. Вот как это выглядело…

Позвонит ли он? Не позвонит.

Следует ли тебе позвонить? Не следует.

Но ты всегда звонила. Невозможно было удержаться и не позвонить, потому что сердце твое было разбито. Ты думала, что, может, если ты выговоришься еще разок, то человек, разбивший твое сердце, передумает и восстановит его.

И ты сидела в ожидании с трубкой в руке, чувствуя, как телефон буквально раскаляется от боли и жгучего томления. Наконец ты набирала номер, но в трубке раздавались только гудки; потом включался автоответчик и раздавался его голос – такой жизнерадостный! такой легкомысленный! такой мучительно недосягаемый! – а затем звучал сигнал записи, и ты начинала говорить. Ты говорила в пустоту, стараясь придать голосу тон спокойного, сильного, умеренно отстраненного человека, которым ты была до того, как возлюбленный владелец автоответчика разбил тебе сердце, но примерно через четыре секунды твой голос становился тонким, дрожащим и отчаянным, и ты, запинаясь, бормотала что-то вроде того, что просто хотела позвонить и сказать «привет», потому что очень скучаешь (ведь в конце концов вы же остались друзьями) и еще тебе хочется поговорить, хотя говорить больше не о чем… и ты, наконец, умолкала, вешала трубку и миллисекунду спустя разражалась бурными рыданиями.

Потом ты рыдала, рыдала и рыдала – так неистово, что не хватало сил, и под конец затихала; голова становилась чугунной, ты с трудом поднимала ее, вставала и шла в ванную, чтобы мрачно вглядеться в отражение в зеркале – оно казалось безжизненным. Живая, но мертвая. И все потому, что этот человек тебя разлюбил, а даже если и любит, то ты ему не нужна. Зачем тебе такая жизнь? Не за чем! Жизнь кончена. Будет лишь череда невыносимых минут, и в каждый миг тот желанный человек отвергает тебя… И ты снова начинала плакать, глядя на себя, жалкую, в зеркало, пока слезы не высыхали и плач не прекращался.

Ты умывалась, причесывалась, мазала губы бальзамом, на секунду ловила свое сходство с тропической рыбой-собакой, а потом плыла к своей машине. На тебе джинсы, вдруг раздувшиеся на два размера, потому что твое сердце так разбито, что ты всю неделю почти ничего не ела. (Не стоит беспокоиться: эти джинсы скоро станут на два размера меньше, как только ты войдешь в фазу заедания своей неизбывной скорби.) Ты садилась в машину, трогала с места и по дороге думала: «И куда меня несет нелегкая!..»

Но, конечно, ты знала куда. Ты всегда это знала. Ты проедешь мимо его дома, просто чтобы посмотреть.

И ты увидишь его в проеме окна, освещенного той лампой, которую когда-то включала и выключала с небрежной привычной легкостью. Он мелькнул лишь на мгновение, но этот образ каленым железом выжигался в твоем мозгу. Он чуть улыбался, явно занятый разговором с кем-то мучительно невидимым. И тебе хотелось остановиться, выяснить, понаблюдать, но ты не могла остановиться, – а вдруг он выглянет из окна и увидит тебя?

Ты возвращалась домой и сидела в темноте у телефона.

Ты не нажимала кнопку «обновить». Ты не читала о том, что мужчина, который разбил тебе сердце, теперь в «друзьях» у некоей женщины с невероятно сексуальным именем (например, Моник). Ты не рассматривала фотографии, на которых твой бывший стоит пугающе и опьяняюще близко к незнакомой красавице на вечеринках, не читала завуалированные упоминания о чем-то, что вполне могло бы оказаться минетом. Ты не видела ни упоминаний о том, «как было здорово» или как скоро будет здорово, ни душещипательных жалоб на одинокую жизнь. Ты не видела в комментариях ни LOL[27], ни TMI[28], ни ROTFLMFAO[29], ни развязно подмигивающих смайликов, составленных из точек и точек с запятыми, от кого-то по имени Моник.

Ничего такого не было и в помине. Только темнота, и ты, сидящая у телефона, который не звонил. Понемногу начинало проясняться сознание: нужно как-то жить дальше.

Чтобы «прийти в себя» после разрыва с бывшим, нужно жить дальше, дорогая. И по крайней мере временно «расфрендить» и «расфолловить» его – это тебе поможет. Оставаться в друзьях с человеком, разбившим тебе сердце, – это прекрасно и стильно, но почти всегда бывает полезно дать себе передышку между бывшим и будущим. Я настоятельно рекомендую тебе удержаться от искушения жадно поглощать каждый чих своего бывшего, милочка. Отлучение от этой киберкормушки будет причинять адские муки в первые несколько дней, но я уверена, что вскоре ты поймешь, насколько легче становится дышать, когда ты избавишься от угара жизни твоего бывшего – жизни без тебя.