Тибо задумчиво глядел на пламя, не замечая, как вспыхнул его кусок.

Они поели, напились воды, собрали вещи и оседлали лошадей. И только в седле Лисандр обнаружил, что Сумерки нет. Он позвал ее дудочкой, она не появилась. Слышно было только ворчание Бенуа:

– Ну все, ну это уж совсем, это уж слишком!

Остальные молча всматривались в завесу облаков над головой.

– Голубя высматривает, – предположил Овид.

– Улетела на волю, – сказал Брюно.

– Да нет же, я ее приучил, она всегда возвращается…

– Пойдем проверим в пещере, – решил Тибо, слезая с коня.

– Ну все! Ну это слишком! – безуспешно завывал Бенуа.

Под носом у него дрожал лоскут отшелушившейся кожи. Тибо не обратил на Бенуа ни малейшего внимания. Он уже осматривал пещеру, обшаривая стены, несмотря на неизменный холодный пот.

– Оставим, сир, – сдался наконец Лисандр.

При звуке его голоса под сводами разнесся хриплый крик.

– Сумерка?

Крик раздался снова, на этот раз он отчетливо звучал из глубины пещеры. Сумерка сидела там, забившись в щель. Лисандр подставил ей руку, и, когда она вылетела из своего укрытия, они почувствовали, как дохнуло оттуда холодным воздухом.

– Сир… Там как будто другой выход…

– Правда?

Тибо просунул в отверстие кисть, потом всю руку, но вдруг застрял. Высвобождаясь, он дернул руку изо всех сил, и на его сапоги посыпались камни. Отверстие стало размером с голову. Тибо приподнялся на цыпочках и заглянул в него.

– Ох, как…

Он попробовал подтянуться, чтобы увидеть побольше, но стена обрушилась под его весом. Тибо упал навзничь, и на него посыпались камни.

– Невероятно, – прошептал он радостно.

После обвала в стене открылся зазор шириной как раз для среднего человека, чтобы пройти боком.

– Пойдем, Лисандр, поглядим.

За стеной их ожидала словно бы совершенно иная реальность – круглое, с идеально гладкими стенами помещение, оканчивающееся жидкой, светящейся и рокочущей завесой.

– Это Заячий водопад, Лисандр. Это Заячий водопад сзади! Ты представляешь себе?

Тибо развернулся на месте.

– Теперь мы знаем, что так шумело! Вот он, настоящий рокот. Готов поспорить, раньше источник бил отсюда… И вымыл напором эту полость.

Тибо подошел к жидкой хрустальной стене. Открытие почти примирило его с ненавистной пещерой. Завеса из живого света притягивала, как неразрешимая тайна. «Она хранит удивительную загадку», – сказал как-то Клеман про пещеру. Так оно и есть. Настоящее чудо. Тибо протянул руки и подставил ладони восхитительной мощи воды. Капли заискрились на его лице, смочили волосы, брызнули на платье.

– Вы ведь не думаете нырнуть, сир?

– Ну нет.

Тибо обернулся, расплывшись в улыбке.

– Я же говорил тебе: короли не имеют права нырять. Разве что… Нет, неважно. Но зато это отличный тайник. Если мне когда-нибудь понадобится спрятать что-то или кого-то… – Тибо снова обернулся, разглядывая естественное укрытие и довольно потирая руки, потом сказал: – Ну, пойдем, пока Бенуа не взорвался.

Они еще немного задержались и закрыли проход камнями. С каждым новым камнем грохот становился глуше.

– Никому не рассказывай, – сказал Тибо уже у выхода.

– Да, сир.

– Это очень важно.

– Да, сир.

– Никому, ты понял?

Лисандр поднял на него темные, очень серьезные глаза, и пустельга на его запястье следом.

– Никому, сир.

– Отлично. И расправь-ка плечи.

Когда они вышли на свет, все в пыли, щурясь, несмотря на серое небо, только Бенуа подметил, что волосы у короля – и больше того, вся передняя часть его платья – были мокрые. А увидев, как тот задержался еще, чтобы сложить у входа пирамидку из белых камешков, он чуть не сорвался. Однако они все-таки двинулись, прежде чем он вконец потерял бы терпение, и направились вверх по тропинке, которая вела (возможно) на гребень. Местность была трудная, лошади не в духе, и подъем затягивался.

– Во что вы там вдвоем опять вляпались? – спросил Бенуа ехавшего перед ним Лисандра.

– А что?

– С короля ручьем течет. А воды в пещере нет. Мы, когда проснулись, помирали от жажды. Что вы там вытворяли?

– Да ничего, – ответил Лисандр и закусил губы.

Бенуа был в замешательстве, но оставлять это так не собирался. Он попытался проехать вперед, к королю, но Овид нарочно петлял, чтобы не дать ему. Отчаявшись, слуга закричал во все горло:

– Сир, вы промокли насквозь! Вы приедете во Френель весь мокрый!

Сперва Тибо не обращал на его крики внимания, но, поскольку Бенуа донимал всех, он показал пальцем на тучи:

– Мы все приедем во Френель мокрыми.

Бенуа раздражался все больше. Если король изволит шутить, то пусть хотя бы делает это смешно.

– Да что вы там устроили, в этой пещере, сир?

– Государственная тайна, Бенуа. И следи за языком, – бросил Тибо через плечо, твердо решив, что впредь не позволит Манфреду сажать себе на хвост эту рыжую бестию.

Захлопнув рот, Бенуа вернулся на свое место в колонне. Он смертельно обиделся на короля за то, что тот не ценит его стараний. Невозможно впечатлить того, кто сам плюет на протокол и в грош не ставит планы. Он стал молиться, чтобы дождь застал их в пути и чтобы во Френель все въехали одинаково мокрые. Но когда они достигли места вчерашнего злополучного разворота, мольбы его еще не были услышаны.

Они снова ехали гуськом по узкой тропке. Смотреть по сторонам было страшно, но, по крайней мере, все было видно. С одной стороны склон круто шел вниз, и где-то вдали там позвякивали бубенчики. С другой стороны, докуда хватало глаз, простиралось море в стальных бликах: неспокойное, бурное. Тропинка смело следовала естественным изгибам гребня, и конечный ее пункт уже виднелся вдали: несообразная деревенька, где дома налезали друг на друга, как стопки оладий. Там их наверняка ждал завтрак – на скатертях, политых соусом не меньше, чем сами блюда, с тройной дозой чеснока и почти без столовых приборов.

Тучи тяжелели. Время от времени молния сжимала горизонт в свой белый кулак и тут же отпускала его, еще темнее прежнего. Они были уже на полпути, когда вдали вдруг возник, точно рожденный молнией, всадник. Несмотря на то что разъехаться на узкой тропе было невозможно, он что есть духу скакал им навстречу.

– Чего творит этот кретин? – крикнул Овид, возглавлявший колонну.

– Он лети-и-и-т! – взвизгнул Бенуа.

– Одет в цвета Центра, наверное, посыльный, – заметил Брюно.