Рани выждала еще немного, а потом выдохнула, одернула рубаху, заправила за уши растрепанные кудряшки и пошла своим обычным – широким и прыгающим – шагом прочь от лагеря.

Вытаращив глаза, Стел с трудом промолчал и двинулся следом на безопасном расстоянии, чтобы никто не заподозрил слежку. Желание проснуться навязчиво колотилось в горле, но это не снилось: лес, полный скрипов и шорохов, запахов хвои, реки, прелой подстилки – лес был неумолимо настоящим.

Шагах в пятидесяти от внешнего круга палаток, у широкого дуба, Рани свернула с тропинки в заросли терновника. Стел прислонился к дереву и выждал пару ударов сердца, чтобы привести в порядок дыхание.

Внизу зеленел холм с одинокой сосной и хижиной, а справа между деревьями виднелись река и край поляны, пестрый от жителей деревни Луки – там заканчивались проводы. Проводы той самой тетушки Мухомор, которой Стел оказался обязан жизнью, если верить словам темноволосой ведуньи.

Как можно бесшумнее Стел обогнул дуб, медленно раздвинул кусты и заглянул внутрь. На крохотной полянке, со всех сторон закрытой густыми зарослями, Рани была не одна – в зеленоватых сумерках ее ждали три оруженосца.

– Явилась, красавица! – ухмыльнулся один, тощий и прыщавый.

Второй, пониже и покурносей, кивнул:

– Мы уж заждались, – кажется, это был Кори, оруженосец Рокота.

– Так это, поди, не мед у повара таскать! – глухо огрызнулась Рани.

Стел сжал кулаки, но заставил себя не шевелиться.

– Будешь рычать – раскрашу второй глаз, поняла? – весомым басом заявил третий, с жидким пушком на широком подбородке.

Вот же сопляки-недоростки! И почему она не рассказала? Как можно быть такой упрямой? Как?

– Ну, ты же у нас бывалая воровка, – расплылся в сладкой улыбке курносый Кори. – Даже сердечко бедного Ларта украла!

– Заткнись! – выплюнула Рани и сжалась, будто в ожидании удара.

– Ты, кажется, забыла свое место, шлюха? – вскинул брови прыщавый. – Не будешь ласковой и послушной – мы скажем Рокоту, что ты приставала к нам.

– И в этот раз одним черным багульником ты не отделаешься, – подтвердил «жидкая бородка».

– Принесла? – оборвал издевательства Кори.

Рани молча достала что-то из рукава и презрительно бросила в траву, под ноги оруженосцам.

– И как ты докажешь, что и вправду стащила это из фургона служителей? – парень с тяжелым подбородком смачно сплюнул и пнул носком сапога странную серебристую палочку.

Прыщавый нагнулся, поднял вещицу и повертел перед носом, чуть ли не цепляя изящным раструбом прыщи.

– Похоже на то, – пожевал он губу.

Тонкая вязь рун светилась в сумерках бледно-голубой спиралью.

Прежде чем мысли успели оформиться в слова, заклятие потянулось к соплякам упругой волной панического ужаса. Черпнув громадную охапку тепла из дуба, Стел буквально затопил потайную полянку страхом: настоящим и выдуманным в глубоком детстве, страхом пережитым и несбывшимся – всем страхом, который он только отыскал в своей душе и в душах этих недомерков.

Затряслись разинутые рты, округлились и без того выпученные глаза – и с потоками ругани и проклятий оруженосцы выкинули вещицу, будто она жгла ладони, и бросились прочь, напролом, сквозь колючие заросли терновника.

Рани удивленно оглянулась, встретилась глазами со Стелом, презрительно сощурилась и промолчала.

Да что ты будешь с ней делать!

– Почему ты мне не сказала? – Стел продрался через кусты и подошел к застывшей скорбной фигурке, даже не взглянув на магическую игрушку служителей – подождет.

Рани смотрела мимо – ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице.

– Почему ты молчала и молчишь?! – заорал Стел.

Звук собственного крика отрезвил: прежде Стел никогда не кричал.

– Поговори со мной, пожалуйста, – Стел попытался взять ее за руку.

Но Рани сомкнула кисти в замок и прошептала под нос:

– О чем мне с тобой поговорить?

– Как давно это началось?

– Кори узнал меня еще в Пограничном, – она обхватила себя руками и отвернулась. – Мы виделись, когда Ларт еще… Он нас и сдал, теперь я уверена. Чтобы самому занять место Ларта.

– И потому ты хотела тогда уйти? – Стел зажмурился, проклиная свою слепоту.

Рани коротко кивнула, так и не глядя на него.

– Но они не лезли, пока Рокот не разорался на весь лагерь.

И уже больше месяца они помыкают ей как хотят, угрожая Рокотом! А она молчит!

Стел осторожно сжал ее плечи и развернул к себе лицом.

– Я взял тебя в этот проклятый поход. Я не уберег твой секрет. И я должен тебя защищать!

Она подняла на него безжизненные глаза и вдруг со злостью выпалила:

– Ты не будешь меня защищать. Хватит соплей. Если ты не помнишь – я сама пошла в поход. Волоком меня никто не тащил. Я сама посмела мечтать, посмела хотеть жить. Снова жить. Снова хотеть. Хватит цепляться за меня – у тебя своих бед по горло. Вот и разберись с ними. Одна эта ерунда в траве чего стоит!

– Действительно, хватит, – с ледяной ясностью внезапно осознал Стел. – Давай уйдем из отряда. Сейчас. Ни тебе, ни мне больше нечего здесь делать. И мне не важно, тащил я тебя волоком или нет, но сейчас тебе нельзя оставаться среди рыцарей.

«Чистые плащи, чистые руки, чистые помыслы», – девиз рыцарей Сарима тошнотворно горчил.

– Оставь меня, – прошептала Рани. – Просто оставь. Это все, что ты можешь сделать.

Она пошла прочь.

– Ты куда? – он ухватил ее запястье.

Рани обернулась, глянула на его руку, потом в глаза и ухмыльнулась:

– Да не бойся, не топиться. В палатку пойду.

С силой вывернув руку, она скрылась за зарослями терновника.

Стел долго смотрел ей вслед, пока ветви не перестали раскачиваться. Собственные слова звенели в ушах, и он не мог поверить, что сказал это.

«Давай уйдем из отряда. Сейчас».

Он отыскал в траве игрушку служителей. Тонкий слой серебристого инея мгновенно покрыл ладони, холодом стянуло кожу, в груди тревожно заныло.

Чистые плащи, чистые руки, чистые помыслы.

Зажав раструб в кулак, Стел двинулся вниз, к реке. Рани права – пришло время разобраться в себе. И прежде всего понять, на чьей же он стороне.

Искрились снежинки в лапках изумрудного мха, яркого до рези в глазах. Стебельки кустились лохматой подушкой по камню, и на каждой ворсинке подрагивало кружево льдинок. Замысловатые кристаллы таяли от вечернего солнца, обнажая уродливую сеть проплешин – сеть омертвелых листьев. Будто кислотой выжгли белесые пятна на гениальном холсте. Только вот холст не нарисованный – живой. Да и попортила его не кислота, а безобидная на вид трубочка с воронкой внизу и спиралью голубоватых рун вдоль бока.