Тем не менее мы продолжаем идти вперед.

Я хочу оставаться слугой народа. Именно этому научила меня работа терапевтом в государственной клинике. Я хочу, чтобы мои услуги были доступны всем, а не только тем, кто может позволить себе оплатить мое время. Как ни странно, я уважаю частную медицину и радуюсь, что она существует. Во-первых, услугами частных врачей могут воспользоваться те, кто этого хочет. В конце концов, это их выбор, так почему бы не дать им возможность пользоваться платными услугами, если у них есть на это средства? Во-вторых, вы можете записаться на прием в удобное для вас время, а не на 11:23 во вторник, когда вам, вероятно, нужно быть на работе. В-третьих, частные клиники позволяют немного разгрузить государственные клиники, не справляющиеся с повышенной нагрузкой. Несмотря на все это, частная медицина не для меня.

В конце рабочего дня я хочу иметь расцарапанные колени, а не мягкие увлажненные руки.

Национальная служба здравоохранения — один из лучших и самых любимых институтов нашей страны. Да, она далека от идеала, но нас, британцев, это устраивает. Мы должны гордиться тремя принципами работы Национальной службы здравоохранения, разработанными в 1948 году тогдашним министром здравоохранения Эньюрином Бивером, и стараться сохранить их. Медицинская помощь:

• отвечает потребностям каждого;

• является бесплатной на момент оказания;

• основывается на клинических потребностях, а не платежеспособности.

Если учесть радикальные изменения, произошедшие в медицине, обществе, экономике и политике с момента создания Национальной службы здравоохранения в 1948 году, станет очевидно, почему соответствовать этим ключевым принципам сегодня сложно. Страна изменилась. Здоровье людей изменилось. Национальная служба здравоохранения не изменилась. По крайней мере, незначительно. Но она старается меняться, по возможности не отклоняясь от этих трех принципов. Лично мне нравится работать в соответствии с ними. Я буду держаться за все три принципа. Именно поэтому я собираюсь остаться в государственном секторе медицины до конца своей карьеры.

Понедельник, 4 марта

Мне хотелось несколько минут посидеть на унитазе в тишине с 15:00. Сейчас 19:15.

Вторник, 5 марта

Разговор с семилетним Райаном и его мамой о больном колене не должен быть таким трудным. Утром он спрыгнул с верхней перекладины лестницы на школьной площадке, как делают все семилетние дети. Ерунда, с ним все будет в порядке. Однако из-за того, что в мой кабинет залетела оса, разговор осложнился.

Пока Райан завязывает шнурки, чтобы вернуться в школу, я объясняю ему и его маме принципы лечения растяжения одной из связок коленного сустава.

«Колено не напрягать, прикладывать лед раз в…» Бз-з-з, бз-з-з. Я резко отклоняюсь назад, когда эта крошечная фигня пролетает мимо моего лица, а потом сто раз ударяется о лампу дневного света. Мне стыдно, что я так откинулся, испугавшись десятимиллиметрового желто-черного непрошеного гостя, поэтому я возвращаюсь в обычное положение максимально непринужденно. Мама Райана удивленно смотрит на меня. Что ж, это понятно. Райан, однако, ничего не заметил. Я улыбаюсь, понимая, что оса напрочь лишила меня мужского достоинства. Прочистив горло, более сильным и глубоким голосом я продолжаю разговор о плане лечения Райана. «Как я уже говорил, прежде чем нас ТАК грубо прервали», — шучу я, указывая на осу. Шутку явно не оценили, судя по каменным лицам напротив меня. Я продолжаю: «Колено не напрягать, прикладывать лед и поднимать ногу по вечерам, если она будет отекать. Однако в целом вы…»

Я замолкаю и быстро наклоняюсь, раскачивая головой, как мокрый пес, который пытается высушиться. Оса снова оказалась в районе моей головы. Любое доверие ко мне как к профессионалу испарилось в тот момент, когда я завизжал. Стараясь вернуть самообладание (понимая, что от него уже ничего не осталось), я смотрю, как оса подлетает к Райану и его маме. Даже глазом не моргнув, они демонстрируют поразительное спокойствие перед лицом такого чудовища. В лучшем случае слегка дергают головой, словно легкий ветерок пощекотал им шею. Мои конвульсии стали дополнительным гвоздем в гробу успеха всей консультации. Поняв это и убедившись, что нога Райана не отвалится, я признаю свое поражение и провожаю их до двери.

В моем кабинете устанавливается тишина, по крайней мере на несколько секунд. Я стою и осматриваюсь.

«Я слышу тебя, мерзавка», — смело говорю я осе. Теперь мы остались наедине. Давид и Голиаф (пока не уверен, кто из нас кто). Я набираюсь смелости и решаю поймать ее, но не убивать, поскольку это противоречит моей профессиональной этике. Кроме того, я хочу внушить Уильяму, что любая жизнь ценна, даже если речь идет о раздражающей букашке вроде осы. Прежде чем я успеваю придумать план, судьба вмешивается. Мои глаза следят за тем, как оса шумно пролезает в вентиляцию и улетает во внешний мир.

Свобода. Независимость. Облегчение.

Вызывая следующего пациента (теперь прием задерживается), я понимаю, что это к лучшему. Вероятно, мне бы не удалось поймать осу, и она бы меня ужалила.

Удачи, подруга. Увидимся в следующий раз. Я уверен, что встречу твоих сельских братьев и сестер позднее в этом году.

Среда, 6 марта

Я мгновенно узнаю эту заразительную улыбку, несмотря на то, что у ее обладательницы нет волос. Миссис Коллинс вернулась ко мне через восемь месяцев после того, как у нее диагностировали рак груди. Когда она подходит ко мне, я тепло улыбаюсь. Я ненавижу себя за то, что внимательнее не следил за ходом ее лечения, и завидую другому терапевту, который, вероятно, это делал. Я протягиваю к ней руки и крайне непрофессионально ее обнимаю, делая это намеренно. Я хочу быть непрофессиональным, потому что стремлюсь установить с ней связь. За это время многое произошло. Операция, в ходе которой ей удалось сохранить грудь. Химиотерапия. Долгая битва. Я внимательно ее слушаю, положив подбородок на руку и поставив локоть на стол. Она говорит, что, по мнению хирургов, все прошло максимально хорошо. Онкологи тоже настроены оптимистично. В ее глазах сияет надежда: она видит свою дальнейшую жизнь без рака и улыбается.

Я тоже начинаю улыбаться, радуясь за нее, относительно незнакомую мне женщину, плачущую от облегчения и счастья. У меня в уголках глаз тоже выступают слезы, и я начинаю быстро моргать. Миссис Коллинс видит это. Она кладет свою руку на мою и говорит: «Спасибо».

Я откидываюсь на спинку кресла и со смехом отвечаю: «Какое счастье, что вы все же послушали меня и сходили на консультацию к онкологу!»

Она хлопает меня по руке, давая понять, что я был прав. Я рад, очень рад. Если бы она тогда не обратилась к онкологу, то потеряла бы не только волосы и сегодня мне пришлось бы подписывать свидетельство о смерти, а не больничный лист. Я наклоняю голову, весело смотрю на нее и говорю: «Неужели у вас еще не отросли волосы?» С прежней заразительной улыбкой она говорит, что все не так быстро. Она не соглашалась на некоторые варианты лечения, поэтому специалисты какое-то время топтались на месте. А затем она несколько раз попадала в больницу с разными инфекциями, из-за чего лечение рака приходилось откладывать.