Дракон в облике мага спал и видел сны.

Первые видения оказались неясными, смутными, простыми образами из глубин подсознания. Однако вскоре на смену им явились куда более четкие, куда более недвусмысленные картины. Крылатые силуэты, драконьи и не только драконьи, разлетающиеся в стороны, словно бы в панике… Огромная зловещая фигура в черном, насмехающаяся над ним издали… Дитя, бегущее извилистой тропкой вдоль залитого солнцем склона холма, и вдруг превращающееся в иссохший, исполненный злобы ходячий труп…

Встревоженный смыслом всех этих видений даже в глубокой дреме, волшебник беспокойно заерзал, заворочался и в тот же миг провалился еще глубже, в царство сплошной непроглядной тьмы, разом и подавляющей, и навевающей покой.

Вот здесь-то, в этих краях, отчаявшийся дракон в облике мага и услышал голос – мягкий, но в то же время властный:

Ты ведь пожертвуешь ради нее чем угодно, не так ли, Кориалстраз?

Губы Краса, лежащего на мягкой скамье посреди своего потайного убежища, зашевелились.

– Я готов умереть, если моя смерть поможет освободить ее…

Бедный, бедный верный Кориалстраз…

Во тьме замерцал силуэт, образ, подрагивающий в такт каждому вздоху спящего. Паря в пустоте сновидения, Крас потянулся к этому силуэту, но видение исчезло за миг до того, как маг сумел до него дотянуться.

Сомнений быть не могло: то была Алекстраза.

Ты все быстрей и быстрей погружаешься в последний покой, храбрец. Не хочешь ли попросить о чем, прежде чем канешь в него навсегда?

И вновь его губы дрогнули, зашевелились:

– Только чтоб ты помогла ей…

И ничего для себя? А как насчет твоей угасающей жизни? Тех, кому хватает мужества испить смертную чашу, должно вознаграждать полным кубком ее лучшего урожая…

Казалось, тьма тянет в себя, затрудняет дыхание, сковывает мысли. Соблазн попросту сдаться, навеки уснуть под уютным покровом небытия становился сильней и сильней.

Однако Крас заставил себя ответить:

– Помоги ей. Больше я не прошу ни о чем.

Внезапно его повлекло наверх, к свету и ярким краскам, туда, где он вновь обрел возможность дышать и мыслить.

Здесь на него лавиной хлынули образы – но не из собственных снов, из чужих. Перед глазами замелькали мечты и нужды людей, дворфов, эльфов и даже орков да гоблинов. Терзаемый их кошмарами, он в то же время переживал их самые сладостные грезы. Образы те были неисчислимы, но, стоило очередному исчезнуть, он подчистую стирался из памяти, забывался, и даже собственные сновидения вспоминались лишь с превеликим трудом.

Но вот посреди всех этих расплывчатых картин возникло новое видение, и если все вокруг текло, колыхалось, точно туман, это видение более ли менее сохраняло отчетливость очертаний, росло, грозя вот-вот сокрушить крохотного волшебника.

Наполовину призрачная, наполовину реальная, драконица грациозно, словно пробуждаясь от сна, потянулась, расправила крылья. Исполинское тело ее отливало бледно-зеленым – зеленью леса в сумерках, на самом пороге ночи. Приготовившись встретиться с нею взглядом, Крас поднял голову, но обнаружил, что веки драконицы смежены, точно во сне. Однако сомнений быть не могло: Повелительница Снов его чувствует, видит, да еще как!

Ну нет, подобной жертвы я от тебя, Кориалстраз, не потребую. Твои сновидения неизменно столь интересны…

Уголки губ драконицы слегка поднялись кверху.

Столь интересны, столь интригующи…

Как ни пытался Крас твердо встать на ноги, нащупать хоть какую-нибудь опору, земля вокруг оставалась мягкой, податливой, едва ли не жидкой. Пришлось ему по-прежнему парить в воздухе, чувствуя себя крайне глупо.

– Благодарю тебя, Изера…

Неизменно учтив, неизменно обходителен – даже с моими супругами, не раз отвергавшими от моего имени твои просьбы.

– Они не понимают всей серьезности положения, – ответил Крас.

Ты хочешь сказать, я не понимаю всей серьезности положения.

Изера слегка подалась назад, шея и крылья ее подернулись рябью, будто отражение в озерной глади, вдруг потревоженной поднявшимся ветром. Век она так ни разу и не приподняла, однако огромная морда драконицы все это время была повернута прямо к гостю, незваным явившемуся в ее владения.

Не такое уж это простое дело – освободить твою возлюбленную Алекстразу, и даже мне неизвестно, стоит ли оно того. Быть может, пусть лучше мир следует своим путем, как пожелает? Если Дарующей Жизнь надлежит обрести свободу, разве это не произойдет само собой?

Ее равнодушие – равнодушие всех трех Аспектов, к которым Крас обращался – распалило в сердце мага-дракона жгучую ярость.

– Выходит, Смертокрылу действительно надлежит стать завершением пути, коим следует мир? Ведь так оно и случится, если все вы будете только сидеть, ничего не делая, да грезить!

Крылья драконицы сомкнулись за ее спиной.

Не смей поминать это имя!

Но Крас униматься не собирался.

– Отчего же, о Владычица Грез? Он преследует тебя в кошмарных снах?

Веки Изеры по-прежнему оставались сомкнутыми, однако в глазах ее наверняка вспыхнул некий зловещий огонь.

Он – тот, в чьи грезы я больше не войду никогда. Он – тот, кто во снах своих, пожалуй, еще ужаснее, чем наяву.

Доведенный до крайности, маг даже не стал делать вид, будто понял последнюю фразу. Волновало его только то, что ни одной из трех величайших сил не хватает энергии, не хватает воли к сопротивлению. Да, из-за Души Демона, они уже не те, что прежде, но все же мощью обладают невероятной! Однако все трое, похоже, уверены: Эпоха Дракона прошла, и, даже если б им вправду оказалось по силам изменить будущее, не стоит оно того, чтоб ради него пробуждаться от добровольного оцепенения.

– Изера, я знаю: и ты, и твои сородичи до сих пор вращаются в кругах юных рас. Я знаю: ты все еще властна над снами людей, эльфов и…

К сути, Кориалстраз! Даже мои владения не безграничны!

– Но ведь ты не отказалась от внешнего мира окончательно и бесповоротно, не так ли? Ведь ты, не в пример Малигосу с Ноздорму, не прячешься ни в глубинах безумия, ни за стеной реликвий минувших эпох! В конце концов, разве сновидения, грезы, мечты не устремлены в будущее?

В той же степени, что и в прошлое, и будь добр об этом не забывать!

Перед глазами Краса проплыл полупрозрачный образ человеческой женщины с малышом на руках. Мальчишечьи грезы о битвах с чудовищами, порожденными детским воображением, вспыхнули и тут же исчезли, как не бывало. Следом за ними вокруг замелькали, появляясь и расплываясь, будто туман, всевозможные сновидения. Сколько мрачных, столько и более светлой природы, но так оно было всегда. Равновесие…