Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агасфер спрятал протез под пальто и закрыл глаза. Боже, как он устал… Пусть она зовет дворника, бандитов с улицы – ему уже все равно! Только бы еще минутку-другую полежать спокойно… На какое-то мгновение ему даже показалось, что он чует запах свежевскопанной земли и каменных монастырских стен. Ах, зачем он уехал из Ченстохова, зачем расстался с тихой и размеренной жизнью отшельника?
«Видимо, моя доля и мой крест – это все-таки Санкт-Петербург». Он открыл глаза.
– Но как же такое может быть? – возмущалась молодая женщина. – Вы и вправду безрукий инвалид, а они хотят вас убить, заставляют спасаться бегством! Вы же могли сорваться с балкона и расшибиться насмерть! Я немедленно отправлю Семена в полицейский участок!
– Не надо, прошу вас! Поверьте, для всех будет только хуже! – Агасфер говорил с большими паузами, «отбиваясь» от кошки Маруськи, которая как с цепи сорвалась: терлась мордочкой о лицо Агасфера, крутила хвостом возле самого его носа.
– Да что это с ней? – засмеялась хозяйка. – Маруська живет со мной вот уже третий год, и я никогда не видела, чтобы она оказывала кому-нибудь столько знаков внимания! Бог мой! Немедленно вставайте, сударь! Вы и так испачкали свое пальто, а тут еще эта несносная кошка! Вставайте, прошу вас
Поднимаясь, Агасфер схватился за край стола и чуть не сел мимо стула.
– Вам нужно немедленно выпить чего-нибудь горячего! – спохватилась хозяйка.
– Лучше кофе, если можно. Он взбадривает, знаете ли…
Женщина, кинувшаяся было к буфету, остановилась:
– Извините, но мой кузен… Он на днях навещал меня и, кажется, выпил весь кофе. Может, все-таки чаю?
– Если это вас не затруднит, – согласился Агасфер, прислушиваясь к тому, что делается на улице.
Женщина долго переставляла в буфете какие-то склянки, шуршала пакетиками, потом вышла из комнаты.
Судя по почти пустому буфету и минимуму мебели, молодая женщина была явно бедна. Дожидаясь чая и растирая натертую ремнями и застежками культю, Агасфер напряженно размышлял о том, как отблагодарить свою спасительницу. Денег от незнакомого человека она, разумеется, не примет, да еще и возмутится. Засунуть пару купюр в книжку, которую она читает? Пожалуй, отнесет, когда отыщет, в церковь. Однако отблагодарить надо непременно. Но как? И кого? Он даже не знает ее имени.
Тем временем спасительница появилась в комнате с чайником, накрытым расшитым петухом-грелкой, и Агасфер заметил на плечах молодой женщины большой красивый платок.
– Прохладно у нас в кухне, – заметив его взгляд, хозяйка мило покраснела и снова стала чем-то шуршать и брякать в буфете.
– Вы знаете, я только чаю выпью, – Агасфер догадался, что хозяйка тщетно ищет какой-нибудь завалявшийся на полке пакетик печенья или сухариков.
Снова поминая недобрым словом «прожорливого кузена» и жалуясь на девичью память – «я, знаете ли, очень редко из дома выхожу!», – хозяйка, наконец, уселась за стол напротив Агасфера и вдруг засмеялась:
– У нас очень странное знакомство, вы не находите? В романах, рекомендуемых выпускницам Смольного, новых знакомых всегда кто-то представляет. А нас и представить друг другу некому, кроме Маруськи! Забавно, правда? Маруська, представь меня, пожалуйста, нашему гостю!
Агасфер, не забыв подхватить кошку, вскочил и по-военному щелкнул каблуками:
– Простите великодушно: Михаил Карлович фон Берг. Впрочем, друзья называют меня Агасфером.
Услыхав столь странное имя вкупе с баронским титулом от человека, забравшегося к ней поздним вечером на балкон, женщина сурово сдвинула брови. Однако Маруська и не думала покидать колени гостя, громко мурлыкала и от удовольствия выпускала и втягивала длинные когти.
– Стеклова Анастасия Васильевна. Папа баронских титулов выслужить не успел, к сожалению!
– Анастасия? – Агасфер невольно вздрогнул, услыхав дорогое имя. – Анастасия Васильевна… Очень приятно. Прошу прощения еще раз за способ знакомства, к которому был вынужден обстоятельствами. Однако разве в Смольный институт благородных девиц…
– Нет, туда принимают не только лиц дворянского происхождения, Михаил Карлович. Моя мама с юности была слаба здоровьем и умерла, когда мне исполнилось пять лет. Папа был военным моряком, офицером, и я воспитывалась в семье маминых родственников. А через четыре года после смерти мамы погиб в морском сражении отец. Мне, как его единственной дочери, было высочайше предоставлено вакантное место для поступления в Смольный, в заведение madame Новосильцевой[46].
Позднее, уже расставшись, и мадмуазель Стеклова, и Агасфер, припоминая детали их бесхитростного разговора обо всем и ни о чем, с удивлением отмечали неожиданную и пока еще смутную тягу, которую почувствовали друг к другу. Настенька Стеклова с юмором рассказывала о своем житье-бытье в Смольном, о начальнице, Марии Петровне Новосильцевой, строгой «до умопомрачения» к воспитанницам – и в то же время ласковой, как истинная мать, к тем девочкам, что попадали в лазарет.
Агасфер, не упоминая про монастырь, добродушно сетовал на то, что, прожив почти два десятка лет в заграничном провинциальном городишке, совсем отвык от Петербурга и вот теперь ему приходится заново привыкать к столичной жизни. Про свое бегство от бандитов рассказывал, стараясь держаться как можно ближе к правде: по приезде в Санкт-Петербург он нашел импонирующее ему занятие – стал помощником чудака-полковника, собирателя древних механических игрушек. И вот давеча, разыскав для него редкостную диковину, неожиданно подвергся нападению перессорившихся наследников.
– Вы, кажется, живете одна, Анастасия Васильевна?
– Да.
– А не будет ли с моей стороны дерзостью поинтересоваться… В общем, я слышал, что выпускниц Смольного охотно приглашают в богатые дома, в другие учебные заведения – в качестве классных дам, гувернанток, воспитательниц. И что попечительский совет Смольного ищет места для своих выпускниц. А вы тут одна, с единственной живой душой – кошкой Маруськой…
– Мне не дали рекомендации при выпуске, – просто объяснила девушка. – Видите ли, мой брат объявлен врагом престола и веры. Впрочем, это грустная история. Давайте не будем об этом, хорошо?
– Как скажете, Анастасия Васильевна! Позвольте мне только напомнить вам – как человеку, давно живущему на этом свете, что вслед за темной ночью всегда приходит светлый день. А за черной полоской обязательно следует белая! Когда я лишился руки и… всего прочего, мне очень хотелось броситься вниз с высокой стены. Жизнь казалась мне конченой и никому не нужной. Теперь я думаю иначе, поверьте!
– Вы хороший утешитель, Михаил Карлович! – слабо улыбнулась Стеклова. – Спасибо вам!