Леория ясно отдавала себе отчёт, что её жизнь уже никогда не будет прежней, а сейчас поняла, что её жизнь разделилась на «до» и «после» Эргарда.

«Люблю ли я по-прежнему Вира?», — спросила она себя на балу, когда её сердце было готово выпрыгнуть из груди в его объятиях. — «Конечно да!», — ответило ей тогда окрылённое надеждой сознание. — «А Эргард? Почему же мне так сложно признать, что наваждение — которое сводит меня с ума! — это не только моя страсть к нему…».

— Милая моя, ты проснулась, я же вижу, — его удивительно бархатный голос обволакивал, заставляя её слабеть.

Голос Эргарда всегда так действовал на Леорию, проникая в каждый уголок её души и вызывая трепет…

Мужчина склонился над ней, и его дыхание мягко защекотало ей губы. Осторожно коснувшись лица лёгким, как прикосновение ночного ветерка движением, он взял её ладонь другой рукой и прильнул к ней горячими губами, посылая новую волну мурашек по всему телу.

Леории вспомнилась та самая ночь: его обжигающие до боли поцелуи, и как она тогда медленно сходила с ума от острого на грани боли наслаждения.

«Нет, он не мог подарить всё это королеве!», — но собственная память услужливо подбросила образ Вира, с жаром прильнувшего к пышной белой груди куртизанки.

Отупляющая боль заполнила всё собой, и на глаза навернулись горячие слёзы. Но вскоре эта боль утихла.

«А совсем недавно эти губы дарили наслаждение королеве…», — повторила она про себя.

Леория нашла в себе силы высвободить свою руку и попытаться принять горизонтальное положение, но Эргард одним быстрым движением развернул её к себе спиной и прижал к груди.

Она нахмурилась, закусила губу и, набравшись смелости, выдохнула:

— Спасибо, мой герцог. Не знаю, как вы смогли вызволить меня из того положения, в которое я попала… Прошу, скажите: как вам это удалось? Я слышала, что вас вызывала к себе Её Величество… — девушка изо всех сил старалась держаться спокойно, но её голос предательски дрогнул.

Эргард прижал её к себе ещё сильнее, лишая всякой возможности двигаться, и прошептал на ухо, обжигая кожу:

— Мною двигало желание прижать тебя к себе снова, моя непослушная девочка. Почему ты оставила меня одного на балу? Я искал тебя и увидел вас…

Герцогиня Монт глубоко вздохнула и закрыла глаза…

«Нет, ей не удастся ничего скрыть от этого мужчины, даже если «сакральная связь» между ними настолько ослабла. Он всё равно узнает — рано или поздно…».

Да и сама она чувствовала чуть ли не физическую необходимость излить душу — её слова полились бурным потоком:

— Да, Вир увёл меня оттуда, и мы уединились в кабанте… А потом появился этот проклятый герцог Нардосский и забрал мужа с собой, пригрозив ему расправой на Военном Совете… — она всхлипнула. — Эргард, я так верила, что всё будет как прежде… Но увидела Вира в объятиях другой после Военного Совета. Я видела, стоя в галерее у потайного глазка, как он целовал её… Самым непристойным образом! Я не знаю, что произошло дальше, потому что…

Обливаясь слезами, Леория рассказала все подробности своего заключения, а когда закончила, то его молчание испугало её.

— Эргард? — спросила она шёпотом, переходя вновь на «ты». — Ты злишься на меня?

Его мускулы напряглись, дыхание участилось, и девушка вдруг поняла, что он чувствует, и ужаснулась собственной откровенности. Скорее всего, продолжение этого разговора было бы ошибкой с её стороны, но она должна знать…

— Ты ведь не знаешь, что произошло с моим мужем после Совета? — сорвался с её губ следующий вопрос.

Внезапно карету сильно тряхнуло, словно отлетело колесо, и она упала на мягкие подушки напротив.

Эргард ухватил её за талию и, стащив на пол вместе с подушками, властно приказал:

— Не поднимайся!

Тарик стоял на арене, усыпанной красным песком и окружённой огромным забором…

Он требовал безотлагательного начала поединка и по правилам имел на это право, в то время как его противник был не против небольшой отсрочки. Отец передал ему титул вместо старшего брата и был уверен, что он сможет защитить честь семьи и своего рода.

Тарик хорошо понимал, что если бы он не вызвал Авартиса Нардосского на бой, то его бросили бы в тюрьму — так же, как и Вира — а Эльрика вряд ли бы вернулась домой.

«Всё должно решиться здесь и сейчас, в ближайшие минуты…», — посетившая его мысль расставила всё по своим местам.

Его сердце отстукивало в груди барабанную дробь, но он казался спокойным…

Скользнув взглядом по пустым ложам и каменным скамейкам, он заметил кучку вельмож в нижних рядах. Все оставались в масках и, видимо, предполагали вернуться на бал, который ещё продолжался, хотя половина гостей уже начала расходиться по комнатам.

Бросив взгляд на королевскую ложу, герцог заметил рядом с Её Величеством незнакомую ему женщину в белоснежном платье, с накинутой на голову и плечи голубой мантильей. Её распущенные волосы цвета вороного крыла падали обильными волнами на плечи. На лице незнакомки уже не было маски, и в её взгляде читалась неприкрытая насмешка.

«Что ж… Говорят, что последний смеётся лучше всех…», — усмехнулся про себя Тарик и обратил внимание на клетки сбоку от арены.

По жребию против него будет выпущен снежный лев, а против Нардосского выпустят дикого чёрного ревуна. Если один из них будет повержен в первом поединке и не сможет продолжать бой, то второй будет объявлен победителем. В случае их победы противники встретятся лицом к лицу и будут драться до тех пор, пока один из них не признает поражение или не погибнет.

Этот старинный обычай — аристай — сохранился ещё со времён Первой Истрийской империи. Издревле аристай считался ритуалом благородного разрешения и прекращения конфликтов, затрагивающих личную честь знатного рода.

Проигрыш зачастую был страшнее физической смерти, особенно если род был обширным и разветвлённым.

Что может быть страшнее для отпрыска из благородного и знатного рода, чем быть исключённым из родового общества?

Поэтому высшая знать лишь в особых случаях решалась бросить подобный вызов.

Такой поступок всегда тщательно обдумывался в кругу близких, но у Тарика не было такой возможности. Он был полностью самостоятелен и свободен в своих действиях, за которые нёс груз тяжёлой ответственности.

Конечно, у Авартиса такой выбор был: он мог отказаться от поединка, но такое обычно считалось проявлением трусости, а навлечь на себя презрение герцог Нардосский никак не стремился. Наоборот, тот привык задирать молодых людей и всегда выходить победителем.

Да, Тарику не повезло: он вытянул свой жребий, и ему предстояло выступать первым. Его Светлость, наверняка, будет наблюдать за ним, грея надежду, что лев разорвёт соперника на кусочки.