Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, ты собиралась его отшлепать. – Со смешком говорит Эрик.
И я обнимаю его и плачу. И смеюсь. И снова плачу. Мне так радостно, что письмо нашлось. Как будто кусочек Карла вернулся ко мне.
– Можно? – Спрашиваю я, немного успокоившись.
– Ежедневник? – Уточняет Эрик.
– Да. Почитаю на веранде.
– Конечно.
Он отдает мне книгу, я накидываю плед и выхожу подальше от шума разговоров. Сажусь в кресло, открываю ежедневник и всматриваюсь в ровные строчки. Вожу по ним пальцами. Карл был воистину человеком мира, все деловые записи вел на английском. Я повторяю пальцами мелкие буковки и внимательно читаю каждое слово.
Черная книга увольнений, которую все так боялись, оказывается совсем не страшной. В ней нет никакого компромата, нет фамилий, списков на сокращение. Это просто книга делового человека, который анализирует исходные данные, просчитывает каждый шаг и планирует, пытаясь просчитать возможные потери.
Наконец, я дохожу до марта текущего года. Улыбаюсь, узнавая цифры собственной компании. Бюджеты, отчеты, главные показатели. И тут я замираю, обнаружив на полях короткую запись: «Ее духи пахнут солнечным светом». И меня словно пронзает током.
Листаю дальше. И вот снова: «Она ненавидит скучный мир. Розовая юбка, фиолетовая помада, шарф в горошек, синие перья».
«Слишком много слов. Не умеет молчать»
И еще: «У нее все валится из рук. Это не так уж плохо. Кажется».
А потом все больше и больше, и я вспоминаю все дни, когда эти строки были написаны.
«Прозрачное платье. Абсолютно прозрачное. Мне хотелось закрыть ее своим пиджаком, чтобы другие мужчины перестали пялиться».
«Слишком строг с ней».
«Люблю, когда она пачкает едой губы»
«У нее букет. Почему меня это бесит?»
«Теперь она хочет меня отшлепать».
«Цветы, цветы, цветы. И даже они меняют цвета, когда она входит»
«Я будто застрял во времени, и только она удерживает меня между «здесь» и «там»».
«Стало плохо при ней. Не могу простить себя за это. И за то, что снова хочу держать ее за руку».
«Не отпустил ее домой. Много говорили»
«Ненавижу коньки, но это лучший вечер. Я чуть не поцеловал ее».
«Диана не простит, что я ее уволил. Как объяснить ей так, чтобы она меня не убила?»
И последнее:
«Вечность существует для того, чтобы хранить нашу любовь».
В последние часы его жизни. Оно было написано в последние часы его жизни!
Я возвращаюсь, перечитываю его послания и качаю головой. Так мало дней, чтобы построить что-то вечное! Так мало слов, чтобы сказать о многом!
– Эй, – на веранду выходит Эрик. – Как ты?
Я размазываю ладонями слезы по лицу.
– Он писал обо мне. – Провожу пальцами по страницам. – Здесь.
– Еще вот что нашел в чемодане. – Спрашивает он, усаживаясь в соседнее кресло. – Не его стиль. Чье, не знаешь?
Я поворачиваюсь и вижу в его руке красную шапку с крупным помпоном.
– Знаю. – Тихо отвечаю я, принимая шапку из его рук. – Это подарок.
Надеваю шапку на голову и спускаю вниз, прямо на лицо. Мне хочется вернуться в тот день, когда эта шапка была символом чего-то безумно романтичного. Сейчас она – лишь средоточие печали, пропитанное запахом Карла Линдера. Она – все, что от него осталось.
Или нет.
И я кладу ладонь на живот.
Эрик
Этой ночью мне не спится. Столько эмоций от нашедшегося чемодана, и они все никак не утихнут. Не знаю, что на меня находит, но я встаю с постели, одеваюсь и спускаюсь в гостиную, где снимаю с зарядки лэптоп Карла. Сажусь в кресло, ставлю его на колени, открываю и начинаю изучать.
То, что не дает мне покоя, обнаруживается в папке «Исходящие».
«Привет, Эрик.
Наша с тобой ссора весь прошедший месяц лежала на мне тяжким грузом. Мы никогда не ругались так надолго, и оттого я ощущаю угнетение.
А еще вину. Я виноват перед тобой. Несколько минут, на которые я родился раньше, не делают меня мудрее, но я все еще твой старший брат, который всю свою жизнь ощущал ответственность за твое благополучие.
Однажды ты проснешься и поймешь, что меня больше нет. Я останусь лишь воспоминанием о несносном братце, который вечно из штанов лез, чтобы оставить тебя в дураках, подставлял подножки или щелкал по носу исподтишка и удирал. Братце, который помогал тебе с домашкой по экономике, давал глупые советы в любовных делах и ужасно завидовал тому, каким свободолюбивым и открытым ты можешь позволить себе оставаться.
Ты терпеть не можешь половину моих привычек, но принимаешь меня. Спасибо.
А я горжусь тем, что ты всегда остаешься самим собой.
Мы неидеальные идеальные дополнения друг друга, и нам нельзя позволить, чтобы оставшееся у меня время ушло в пустоту. Я не хочу дожить свои последние дни, будучи твоим врагом.
Время – песок в руках человека, оно неумолимо утекает сквозь пальцы. В моих же руках не осталось ничего кроме воздуха. И я в полной мере ощущаю неизбежность своего положения. Я вроде бы есть, но меня уже нет. Мою участь решила за меня болезнь.
И тем страшнее сопротивляться ей, чем ближе подбирается конец. И тем сложнее противиться своей человеческой природе, что отрицает смерть. Звучит ужасно и банально (и, может быть, ты не поверишь), но я влюбился.
Обреченному на смерть, быть может, впервые в жизни открывается смысл истинной любви – что может звучать пошлее?
Однако, это так.
И я, наверное, эгоист, ведь был обязан отказаться от любви. Но не смог.
И не нашел в себе до сего момента сил, чтобы признаться этой девушке, что умираю. Как такое, вообще, можно сказать вслух?!
Тебе бы она тоже понравилась. Ее зовут Диана.
Хорошо, что я встретил ее первой. Она осветила мою жизнь собой, подарила смысл моему существованию. И это не просто чувство. Я не знал равных ему по силе. Моя любовь к ней останется в вечности.
Эрик, скоро у меня самолет, я лечу в Швецию. После твоей свадьбы я наведаюсь к нотариусу, чтобы составить завещание. Хочу оставить Диане часть своих средств. И хочу просить тебя заранее об особом одолжении.
Позаботься о ней, когда меня не станет.
Я перечитываю несколько раз его прощальные строки. Обдумываю каждое слово. Карл словно чувствовал что-то, он боялся, что ему не хватит времени. Он словно знал, что не успеет увидеться со мной.