– Ты решил, кто их твоих в греки поедет? – спросил Ингер, когда Свенгельд поздоровался и сел, бережно поместив меч между ног.

– Асмунд, – Свен кивнул на своего спутника.

– Сотский твой? – Ингер приподнял брови. – На такой срок отпускаешь его?

– До зимы, как в дань пойдем, купцы вернутся.

– Я не уверен. Если устье Днепра замерзнет, могут застрять до весны.

– А и не вернутся – я сам с дружиной пойду.

– Вот, о древлянской дани… – Ингер переменил положение, но его взгляд, брошенный на Ивора, выдал Свену, что князь не так уж уверен в себе и в том, что собирается сказать. – К зиме у древлян будет новый князь, и я поеду к ним сам его клятвы принимать…

– Была бы нужда тебе самому ездить, – вставил Свен; он уже думал об этом. – Многовато им чести, чтобы русский князь трудился с каждый их новым князем пить. Пусть сам сюда едет – тот, кого изберут.

– А если он не захочет?

– Какому лешему печаль, чего он там хочет? Не приедет – будет смутьян, и я его городец сожгу, людей в челядь возьму. Другой после него будет – приедет! На карачках приползет!

Ингер на миг смешался.

– Все древляне должны видеть своего господина, – заметил Ратислав, сидевший возле дяди. – Не только сам новый князь. Ты старого Боголюба одолел, он был в твоей воле. Но его нет больше, а новым князем кто станет? Что если выберут… вострого кого, что покоряться не захочет? Скажет, меня русы не били, я им дани не дам.

– Так я переведаюсь с ним, ляд его бей! – Свен начал злиться, не понимая, к чему эти разговоры. – Не били – так побьют!

– Показывать древлянам силу – это мое дело, – сказал Ингер, и по его лицу Свен вдруг понял: это самое важное, это то, ради чего его призвали. – Я сам пойду зимой в Дерева, чтобы они, и новый князь, и все древляне, видели и знали, под чьей они рукой.

Свен переменился в лице. Он чувствовал, как десятки пристальных взглядов впиваются в него, ожидая, как он примет эту новость. И по мере того как он осознавал значение услышанного, в нем вскипала ярость. Сдерживало ее лишь недоверие – да неужели Ингер и правда решился на такое?

– А мне что зимой делать? – медленно выговорил он, еще надеясь услышать «пойдешь со мной».

– Твоя дружина в другом месте понадобится, – Ингер улыбнулся, но Свен ясно видел в этой улыбке больше торжества, чем дружелюбия. – Я хочу, чтобы ты к угличам сходил. Мы у них воевали, один раз дань взяли, да сборы там плохие. Кому суметь большую дань взять, как не тебе? Тебе же, люди бают, ворожит кто-то, что ты сквозь землю видишь, а тебя ни копье, ни стрела не берет.

– Мою долю древлянской дани ты отдашь мне? – прямо спросил Свен.

– Почему я должен ее тебе отдать? – Ингер сделал вид, будто удивился. – Если я сам буду ее собирать?

– Потому что это моя воеводская доля, по уговору между нами, скрепленному клятвой богам, – обстоятельно напомнил Свен, глядя ему в лицо.

От пристального взгляда его серых глаз у Ингера холодок пробежал по спине. Никогда еще на него не смотрели в упор глазами ловца на добычу.

– Ты не забывайся! – сурово произнес Ивор. – Не князь для тебя дань собирает, а ты для князя! И коли он сам в дань идет, за что же тебе?

– Без меня вы не собирали бы с древлян! – Свенгельд поднялся на ноги, и его люди встали тоже. – Это мне вы обязаны, что они покорились!

– Я выиграл битву на Рупине! – возмутился Ингер.

– Я управлял войском! Я взял в полон Боголюба и еще три десятка их старцев, чтобы мы отдали их Перуну и заслужили его милость!

– Я приносил эту жертву, – в памяти Ингера мелькнула чья-то окровавленная голова, пробитая острым бронзовым клевцом на камне перед идолом, – и моя удача дала нам победу! Ты и впрямь забываешься! Князь в Киеве – я!

Не первый год Ингер ждал случая об этом напомнить и вот наконец дождался.

– Ты сделал то, что сделал, и твои заслуги я ценю, – жестко продолжал он. – Семь лет ты получал хорошую долю с древлянской дани: сначала треть, а уже четыре года ты получаешь половину! Не довольно ли за прежние заслуги? Хочешь на всю жизнь? Ты вон какой двор поставил, богатейший в Киеве! Каждый твой оружник одет, как боярин! – Он возмущенно кивнул на Асмунда, который, не думая худого, приехал в красивом синем кафтане. – Мне перед моими людьми стыдно, что я содержу их беднее, чем ты – своих!

– Ты получил дань с Романа! – запальчиво ответил Свен, который в глубине души завидовал той дани. – Не хватило портища на всех? Так что же больше не запросил? Мог ведь взять сколько хотел!

– Я взял довольно. Но никого еще одна дань не обеспечила на всю жизнь. Князю должно иметь постоянные прибытки, и это – ежегодная дань с подвластных земель. К древлянам я буду ходить сам. Тебе я предлагаю угличей. Не хочешь – не бери, у меня найдутся люди.

– Не тебе одному боги дали удачи! – вставил Стенкиль.

– Удачей со мной тягаться хотите? – Свен выразительно положил руки на пояс и усмехнулся.

– Зимой поглядим, у кого ее побольше окажется! – Ингер, глядя на него с высоты стола, улыбнулся, будто они шутили.

– Высоко ты ценил мою удачу в те дни, когда она была тебе нужна и служила тебе… Без нее… одни норны знают, сидел бы ты сейчас на столе моего отца или нет.

В ярости Свен припомнил Ингеру самый тяжелый, самый унизительный день его жизни – когда кияне хотели отнять у него стол и править сами собой, и только Свен удержал их от этого.

Ингер побледнел. Тот день он хотел бы навсегда забыть и не мог простить его никому из причастных. А Свену – более других.

– Удача… как человек… подвержена переменам, – тяжело дыша, заговорил он. – Она бывает больной… но выздоравливает, если есть воля богов. Боги не оставили меня… и удача моя окрепла. Я более не нуждаюсь… в подпорках. А вот ты… – Ингер глубоко вдохнул.

– Что – я?

– Я никому не должен доказывать, что удача со мной, – Ингер кивнул на Дионисия и на грека-скопца с его принадлежностями для письма. – Мой первый поход на Романа был неудачен, но во втором я добился всего, чего хотел, не проливая крови, не потеряв ни одного человека! Теперь у меня есть договор с цесарями. Они допустят на торги тех людей, которые привезут грамоту от меня. Чьи имена я прикажу вписать в эту грамоту. Я готов вписать туда имена и твоих людей. Ты ведь не был ни в первом, ни во втором походе на Греческое море. Однако я готов разделить с тобой плоды моей победы. А иначе… тебе придется самому съесть всех древлянских бобров и вевериц.

Свенгельд не ответил. Во время второго похода на греков он оставался в Киеве, чтобы хранить стольный город и землю Полянскую. Его права на торговлю обеспечивала их договоренность с Ингером. И теперь Ингер использовал эту договоренность, чтобы заставить его склониться.

Эти холмгородские, как видно, думают, что в земле Деревской бобры и куницы под деревьями лежат, знай собирай. Что древляне все на рушнике выносит и с поклоном подают. Что если шесть лет назад кияне одолели в битве на Рупине, то теперь со сбором и дитя малое справится.