Альбина обожала мужа, у нее даже лицоменялось, когда Евгений приходил домой. Услыхав звонок в дверь, женщинаопрометью кидалась в прихожую и начинала прислуживать уставшему супругу,забирала пальто, шапку, перчатки. Настя вытаращила глаза от изумления, когдапервый раз увидела, как Альбина, присев на корточки, развязывает шнурки ботинокмужа. Евгений спокойно принимал знаки внимания, его совершенно не смущало, чтожена хлопочет вокруг него, аки курица вокруг слабого цыпленка, и он не спал ссупругой в одной спальне, имел отдельную комнату. Все в доме было подчиненоЕвгению. Еда готовилась только та, которую любил он, – жирные, наваристыещи и мясо. Если в воскресенье Евгений укладывался на диване спать, Альбинабродила на цыпочках, шикая на каждого, кто осмеливался кашлянуть. Именно дляЖени покупались дорогие фрукты. Как-то раз Настя стала свидетелем совсем уждикой сцены.

Дима взял с подоконника яблоко и хотел помытьего.

– Деточка, – сладко пропеламать, – положи назад, это для папы.

Вскоре Насте стало понятно, что при всей своейприветливости и внешней любвеобильности Альбина относится к детям более чемравнодушно. Нет, она не кричала на отпрысков, не ругала их, не била. Матьтщательно следила за ребятами, их хорошо кормили, одевали, Диму водили в театри консерваторию, для Валечки наняли няню, но.., последнее яблоко отдавалиЕвгению. И еще, Альбина всегда была ровно вежливой, словно воспитательница илигувернантка. Любая мать рано или поздно срывается, может накричать на чадо,отшлепать его, и ничего страшного в этом нет.

Альбина же напоминала автомат по оказаниюматеринских услуг, она все делала правильно, вовремя, ни в чем плохом обвинитьдаму было нельзя, но Настя поняла: хозяйка не любит детей, впрочем, как исвекровь, заменившую ей мать. Альбина ходила с улыбочкой, которую остальныелюди принимали за искреннюю, но чего-чего, а искренности в Ожешко не было никапли, она просто умела владеть собой. И Насте вскоре представился случайубедиться в своей правоте.

Справляли день рождения Ирины Константиновны,в доме толпились гости, и Настя помогала Альбине по хозяйству, металась междукухней и гостиной, таская подносы с пирогами и блюда с мясом.

Потом именинница, очевидно, утомилась сидетьза столом, Ирина встала и предложила:

– Может, прервемся с трапезой?

– Еще один тост, – подскочилЕвгений, – мамочка, любимая, все в этом доме сделано твоими руками, тысумела создать для меня уют…

Речь длилась довольно долго, подвыпившийЕвгений, обожавший мать, никак не мог остановиться, в конце концов смущеннаяИрина воскликнула:

– Женечка, ты всех утомил перечислениеммоих заслуг, право, смешно.

– Нет, нет, – загомонили гости.

– Пусть теперь каждый скажет о мамулехвалебное слово, – закричал Женя, – и выпьем!

Присутствующие, вдохновленные предложением,стали соревноваться в выборе комплиментов.

– Красивая! – завопил лучший другЕвгения Яков.

– Отличная хозяйка, – добавила егожена.

– Умница.

– Любящая мать.

– Прекрасная бабушка.

– Лучезарная.

– Богиня.

– Ой, – подскочила Альбина, – аторт! Со свечами!

«Сейчас принесу», – хотела было сказатьНастя, но хозяйка уже ринулась в кухню.

Няня побежала за Альбиной, вслед ей неслось:

– Лучшая из всех.

– Наше солнышко.

– Право, хватит, – не вынеслаславословий Ирина Константиновна, – я сижу словно на своих похоронах.

– Жить тебе до двухсот лет, – грянулхор голосов.

Настя, мягко ступая в тапочках-чувяках, дошладо кухни, приоткрыла дверь, хотела войти внутрь и замерла, в узкую щель онаувидела Альбину, та втыкала в торт одну большую свечу, в середину. Она былаукрашена идущей по кругу надписью, ее сделал Дима, указал, сколько летисполняется любимой бабушке.

– Двести лет, двести лет, –скандировали подвыпившие гости, – нет, триста! Триста!

И вдруг Альбина плюнула прямо на свечку.

– Чтоб тебе сдохнуть наконец, стараясука, – с яростью произнесла она, – побыстрей!

Ноги Насти приросли к полу, на лице Альбиныпоявилась наконец-то не вечно ласковая улыбка, а искренняя эмоция, и это быланенависть. Наверное, с таким лицом царь Ирод приказал расправиться смладенцами.

Ошеломленная открытием, Настя стала ещевнимательней приглядываться к хозяйке и поняла: та ненавидит всех вокруг,свекровь, Валю, Диму. Только Евгения Альбина любит болезненно-страстно, с такойсилой, что это чувство выжгло в ее душе все остальные эмоции. Но ничего плохогони детям, ни свекрови Ожешко не делала, внешне она соблюдала все приличия, семьяказалась образцовой и безмятежно счастливой. Но потом сверкающий лак наповерхности лопнул, и из-под него стала проглядывать чернота.

Настя очень хорошо запомнила день, когда всемье Ожешко начались несчастья.

В тот вторник Альбина отправила няньку в«Детский мир».

– У Валечки колготок нет, –просюсюкала она, – даже в поликлинику пойти не в чем, езжай в центр да безпокупки не возвращайся.

Надеюсь, вы помните, что речь идет о томвремени, когда в СССР наблюдался острый дефицит любых товаров, купить колготкидля ребенка было почти непосильной задачей. Настя до позднего вечерапроносилась по магазинам и вернулась домой с пустыми руками. Няня предполагала,что хозяйка выразит неудовольствие, отругает ее, но, когда Никифорова вошла вприхожую, там было полно людей: милиция, «Скорая помощь», какие-то женщины,Варвара Михайловна.

Именно председательница домкома тихим шепоткомобъяснила Насте, что случилось.

Ирина Константиновна, давно испытывавшаядискомфорт со стороны сердечно-сосудистой системы, регулярно пила капли. Какпочти все лекарства, предназначенные для сердца, их следовало принимать в малыхдозах. Ирина отмерила нужную порцию, потом захотела разбавить снадобье водой, ипошла на балкон. Женщина выставила на холод кувшин с недавно вскипяченнойводой, мороз должен был быстро остудить ее.

Не думая ни о чем плохом, Ирина Константиновнавнесла кувшин в кухню, наплескала водички в лекарство и одним махом выпиласнадобье, через пару секунд она, даже не успев вскрикнуть, упала на пол.