Это сейчас людям головы посрывало, большеполовины здания сдается. Кто в квартирках обитает! Сплошь провинция! И попробуйспроси: «Милые, принесите справочку о наемщиках, сообщите их паспортныеданные», – могут и русским устным послать, потому что вместо порядка иаккуратности у нас теперь демократия и терроризм. А раньше очень строго было.Москва считалась режимным городом, всякая лимита сюда ограниченно попадала,столица государства должна была выглядеть достойно. Спору нет, электричествотеперь жгут и днем и ночью, реклама горит! На Тверской просто Новый годбезостановочный, а во дворах!!! Лучше не заглядывать. Так, знаете ли,малоинтеллигентные провинциалки выглядят: платье роскошное, а нижнее бельебулавками заколото. На станции метро «Маяковская» бомжи сидят! Что, там милициинет? Прогнать их некому? Есть, думаю, патрульные, но им на все наплевать! Либоони деньги с нищих имеют! А раньше милиция строгой была, суровой! К нам вправление раз в месяц участковый приходил и требовал: «Ну-ка, доложитенемедленно, появились ли новые люди в квартирах? К кому из жильцов родственникиприбыли? Или кто прислугу нанял?!» Поэтому, стоило Альбине Настю заиметь, как явсе ее координаты переписала, правда, у девки московская прописка былапостоянная. Я, честно сказать, удивилась, думала, нянька бог весть откуда, нусовсем маловоспитанная особа, лапотная.

– Можете отыскать ее телефончик? – внетерпении воскликнула я.

– Без проблем, – кивнула ВарвараМихайловна, открыла ящик стола, вытащила оттуда пухлый блокнот, полисталараспадающиеся страницы и торжественно возвестила:

– У меня как в аптеке! НикифороваАнастасия. И адрес имеется, и номер.

– Хорошо бы она на прежнем местеобитала, – пробубнила я, записывая телефон.

Варвара Михайловна скривилась:

– Куда же Насте деться? Знаете, коренныемосквичи в отличие от провинциальных нуворишей, оккупировавших наш город, людибедные, как родились в коммуналках, так в них и живут до смерти, не по карманунам новые хоромы, это – с одной стороны, а с другой… Вот я, например, ни за чтосо своей жилплощади не тронусь, хоть ты мне дворец подари, потому что в этихкомнатах память о любимых витает, о муже моем дорогом, о его родителях. Наместе Настя, точно.

– Отчего вы столь в этом уверены? –вздохнула я.

Варвара Михайловна сунула блокнот в стол исердито хлопнула ящиком.

– Когда Альбина скончалась, я совестьюмучиться стала. Ведь нас некое подобие дружбы связывало, хоть Ожешко в душу ксебе никого и не пускала, но со мной вела себя не столь холодно, как состальными.

Да, последние годы она окончательно замкнуласьв своем одиночестве и ни с кем общаться не желала, я на нее даже немногообиделась и решила: так – значит, так, никогда к людям я не навязывалась.Только мне бы понять: заболела Альбина, умом тронулась, да и неудивительно,сколько несчастий перенести, троих детей похоронить. Странно, как она вообщежива после всех испытаний осталась. В общем, виновата я перед ней, следовалохоть изредка ее навещать, убеждаться, что соседка жива. А то умерла водиночестве и лежала долго непогребенной!

Ощущая свою вину перед Ожешко, ВарвараМихайловна решила, что та должна иметь приличную могилу, с памятником, а небыть зарытой в общей яме вместе с десятком бомжей. Поэтому Варвара сталапредпринимать активные действия. Она собрала с жителей дома сумму на гроб, напоследнюю одежду, отпевание и поминки. Потом встал вопрос: кто придет накладбище. Жильцы не пожадничали, когда Варвара ходила по квартирам и просилапожертвование, не отказал никто, но в крематорий народ ехать не хотелкатегорически.

– Какого хрена мне рабочий день терятьиз-за бабки, которую я и не видел практически? – грубо, но честновысказался Рюмин из сорок пятой квартиры.

И остальные были того же мнения, рублиотсчитывали, но время тратить не желали.

Варвара Михайловна поняла, что рискуетоказаться единственной провожающей, и в полном отчаянии позвонила бывшей няньке.

Настя спокойно выслушала активнуюобщественницу и отрезала:

– И не надейтесь.

– Почему? – удивилась ВарвараМихайловна. – Вы столько лет провели вместе, или ты больна?

– Здоровее вас, – рявкнулаНастя, – и помоложе между прочим! Просто не желаю об Альбине Фелицатовневспоминать, умерла она, и до свиданья.

– Боже, как ты жестока! – вырвалосьу Варвары. – Ведь Альбина сейчас у престола господнего.

– Будет вам богомолку из себякорчить, – весьма грубо оборвала Настя старуху, – она, скорей всего,у сатаны в помощницах сейчас, уголек в костры подсыпает, глядит, чтобынесчастные грешники мучились посильнее.

– Настя!!!

– Что?

– Как ты можешь даже произносить такое!

Бывшая нянька засмеялась:

– Да уж, умела Альбина Фелицатовна нужноевпечатление произвести, этакой мышкой-норушкой выглядела. Только я-то про неевсе знала и помогала ей, не за бесплатно, конечно. И ведь понимала, обманет онаменя, как всех, не выполнит обещание, не получу я ее квартиру.., эх, да ладно! Повезлоей со мной, молчу до сих пор, хотя теперь и развязать язык можно, найти ихвсех… Но не стану!

– Кого найти? – ошарашенно спросилаВарвара Михайловна.

– Хотя все равно ничего они неполучат, – дудела свое Настя, – но.., я не хочу, не буду, да и не доказатьничего. Черт им с Евгением судья. Я ничего знать не желаю. Небось муж с женойпосле смерти встретились и на пару дьяволу прислуживают. Она, наверное, застарое принялась.

– За что принялась? – окончательнорастерялась Варвара.

И тут Настя начала смеяться, испуганнаяВарвара Михайловна терпеливо ждала, пока нянька перестанет веселиться. Наконецта остановилась.

– Думаете, вы про всех все знали? –воскликнула она. – Ходили, вынюхивали, выспрашивали, ан нет!

То, что мне известно, вашим никогда не станет.В доме такие дела творились! А вы и не слыхивали о них, в ерунде копались! Вобщем, пошла вон!

Из трубки полетели гудки. Варвара Михайловназастыла у аппарата, так ее еще никто не обижал.

Отзвуки обиды слышались в голосе пожилой дамыдаже сейчас, спустя не один день после того неприятного разговора.

– Жива Настя, – поджимала губыВарвара Михайловна, – в прежней квартире обитает грубиянка.

Вот ведь странность, вроде коренная москвичка,а хамка.