Он нагнал ее у верхней ступеньки, крепко схватил за руку и развернул к себе лицом.

– Я не пытаюсь запятнать память о Николасе и Оливии! Но поймите, здесь произошло убийство! Вы женщина умная, вы сами прекрасно во всем разберетесь, как только забудете о своих чувствах, будь они неладны! – закричал он, злясь на нее и на себя.

Рейчел не плакала. Сейчас она защищала своего любимого Николаса и готова была на все. Ратлидж надеялся, что Николас достоин такой любви, – и боялся, что все-таки не достоин.

– Не говорите со мной о чувствах! – ледяным тоном ответила она. – Убийца – Оливия, да? Просто вы не хотите, чтобы убийцей оказалась она, вы не хотите, чтобы все узнали: питательной средой для ее стихов были мрак и ненависть. Ее проклятые стихи вас ослепили, околдовали, как и всех остальных! Оливия была ведьмой, у нее была парализована нога, и все же ей удалось утащить за собой Николаса в тоску и смерть! И пусть она убила родную сестру и сводного брата, подлила матери лауданум… Вы все равно хотите считать ее святой! Ее страдания – еще одна составляющая легенды. Вы ненавидите и одновременно уважаете ее, потому что раньше думали, что те стихи писал мужчина, что женщине неприлично откровенничать о том, что чувствуешь, когда лежишь в постели с любовником или стоишь по колено в своих нечистотах в окопе, или насколько близко все мы находимся к преисподней! Но, читая ее стихи, вы наверняка задумывались над тем, какая она была в постели и где могла научиться такому искусству. Спросите Кормака. Может быть, он расскажет, какой была Оливия на самом деле!

Уязвленный, Ратлидж отпустил ее. Рейчел стала спускаться. Шла она с высоко поднятой головой и прямой спиной. С трудом пытаясь успокоиться, хотя по-прежнему кипела от ярости.

У подножия лестницы она обернулась, взглянула на него и сказала:

– Теперь вы понимаете, что я чувствовала в спальне Оливии? Я выпустила в вас толику вашего же яда, и вам трудно оказалось его проглотить! Я не знаю, есть ли хоть доля правды в том, что я сейчас сказала, но мне все равно. Теперь вы сами видите, какую ложь способно изобрести извращенное воображение! И как легко исказить правду, чтобы обесценить чувства других. Я любила Николаса и оплакиваю того человека, каким он был. И я ни за что не поверю вашим наветам. Об Оливии можете думать все, что хотите. Я постараюсь найти Кормака и уговорить его, чтобы он отвез меня в Лондон. Обещаю вам одно: если вы втопчете в грязь Николаса, я вас уничтожу!

– Рейчел, послушайте меня!

– Нет, я выслушала достаточно и думаю, что все бесполезно. Думайте что хотите, дело ваше. Но за вашими действиями я буду следить. Считайте, что я вас предупредила. – Она направилась к двери.

– Подождите! – приказал Ратлидж, сбегая за ней по лестнице.

– Чего ждать? Чтобы вы снова меня оскорбили? Или, еще хуже, ранили? Трудно представить, что вы с Питером были друзьями. Питер отличался мягкостью и добротой!

– Предлагаю вам сделку!

Рейчел презрительно расхохоталась:

– Я не заключаю сделки с дьяволом!

Сделав вид, что не слышал, Ратлидж продолжил:

– Помогите мне докопаться до истины. Клянусь вам, если Николас окажется виновен… нет, подождите, дайте мне договорить! Если именно Николас – тот, кого я ищу, я ничего не стану предпринимать, вернусь в Лондон и скажу начальству, что все ошиблись, все три смерти в Боркуме дело ясное и расследовать там больше нечего. Ну а прошлое… остальные… пусть покоятся в земле вместе с ним.

Рейчел стояла спиной к нему, схватившись за дверную ручку. Дверь уже начала открываться.

– Я вам не верю!

– Клянусь! – Ратлидж говорил совершенно искренне. Он в самом деле собирался сдержать слово.

– А если убийца – не Николас?

– Когда мы выясним, кто убийца, тогда и будем решать, как поступить. Чтобы не оскорбить мертвых. Всех мертвых. – В том числе и О. А. Мэннинг. И стихи, которые могли оказаться не просто ложью…

– Я подумаю. И сегодня вечером дам вам ответ. Пошлю записку в «Три колокола».

Дверь открылась. Рейчел вышла, не оглянувшись; ветер с моря играл с прядями ее волос, швыряя их ей в лицо. Ратлидж смотрел ей вслед. Она спустилась с крыльца и старательно обошла его машину, не задев ее. Ратлиджу она показалась очень маленькой, одинокой и несчастной.

Хэмиш назвал его дураком за то, что он придумал такую сделку.

«Скотленд-Ярд не для того прислал сюда своего человека, чтобы он нарушил присягу ради какой-то девчонки, которая не понимает, куда ветер дует!»

«Значит, теперь ты мне веришь, да? – поддразнил его Ратлидж. – Теперь-то ты понимаешь, что я прав».

«По-моему, ты просто идиот, чокнутый! Как она назвала Оливию – ведьмой? Наверное, она права. Вот твоя Джин не такая, она не из тех, кто способен задурить голову или довести до края пропасти… А стоило Оливии Марлоу произнести заклинание даже из могилы – и тебе крышка!»

«Джин тут ни при чем. Как и Оливия Марлоу», – молча ответил Ратлидж, глядя вслед Рейчел, которая быстро направлялась к роще.

«И та девчонка тоже ни при чем?» – возразил Хэмиш.

Ратлидж закрыл дверь, не дожидаясь, когда Рейчел скроется за деревьями, а затем, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся в комнату Оливии и быстро убрал трофеи, разложенные на подоконнике. Пусть пока полежат в своем ватном гнездышке. Пока он не будет готов извлечь их уже насовсем. Шестое чувство подсказывало, что в сделке с Рейчел он выиграет. Во всяком случае, он надеялся, что прав.

Проходя мимо закрытой двери, ведущей в комнату Николаса, он вслух немного хрипло произнес:

– Ты должен был жить, идиот, и жениться на ней. Она стала бы тебе лучшей женой, чем та, что покоится в могиле!

Хэмиш хихикнул.

Раздраженный Ратлидж сделал вид, что не слышит.

Но Хэмиш находился в голове у самого Ратлиджа. И Хэмиш понимал, в чем Ратлидж только что признался Николасу.

Николас никак не мог оказаться убийцей. Иначе он не завоевал бы сердце Рейчел.

Один из первых уроков, который Ратлидж усвоил в Скотленд-Ярде, заключался в следующем. Любовь почти никогда не имела ничего общего с убийством. Жалость – да. Иногда сострадание. И даже милосердие – бывало. Но не любовь.

А в данном случае вопрос заключался вовсе не в том, любила ли Рейчел Николаса. Вопрос заключался в том, сильно ли Николас любил Рейчел.

Достаточно ли для того, чтобы защитить ее, как предполагал Кормак, или достаточно для того, чтобы с ее помощью защититься самому. Что выбрать? Куда склонялся Николас?

Пряча в тайник золотые трофеи, Ратлидж вдруг понял: Николас вполне мог включить в число покойников и себя самого – перед тем, как принял лауданум. Вот в чем его отличие от Оливии. Вот почему в коллекции не нашлось вещи Оливии. Она бежала через свою поэзию. Он слишком долго ждал, собираясь убить ее, – если убийца Николас и все произошло, как он думает. Оливия Марлоу уже нашла свои крылья огня.