Рейчел ахнула и по очереди потрогала каждую вещицу:

– Это кольцо Розамунды. Досталось ей от отца; Эйдриен подарил его ей, когда она была еще совсем девочкой. Кольцо и серебряную коробочку с воском, чтобы она запечатывала свои письма. Розамунда все время носила кольцо, даже когда выросла и оно стало ей мало, уже на мизинце. А этот медальон носила Анна – я помню! Если я хорошо вела себя в церкви, она давала мне посмотреть на снимки. А запонки чьи – Ричарда? Да, точно… Оливия часто помогала няне одевать его; Ричард ведь ни секунды не мог посидеть спокойно. А этот футляр для часов – Николаса, он очень им гордился. Первые часы подарил ему Джеймс, а Розамунда подарила к ним футляр. Часы были красивые. Стивен отдал их мне, когда… когда прибирал в комнате Николаса. А футляр переходил в семье из поколения в поколение. Я думала, может быть, он сам его взял. А вот ершик Джеймса для чистки трубок… Он повсюду носил его с собой. Я еще думала: ершик такой красивый, жалко чистить им трубку. Как-то я сказала об этом Джеймсу, но он только рассмеялся. Насчет распятия не знаю. Может быть, именно о нем говорила Сюзанна? Чье оно – Брайана? У Кормака я никогда распятия не видела.

– Да, сзади инициалы Брайана. Видите?

Ратлидж перевернул распятие, и Рейчел внимательно осмотрела буквы.

– На всех вещах есть инициалы, – объяснил Ратлидж. – Метка владельца.

– Как странно! Где вы их нашли? Неужели внутри полки? А там они откуда? Оливии еще могли достаться по наследству кольцо и медальон, но уж наверняка не вещи Ричарда и Джеймса… И Брайана. Наверное, распятие захочет взять себе Кормак.

– Все вещи лежали вот здесь, в тайнике внутри полки. Когда я рылся в шкафу, ища архив Оливии, медальон случайно выпал из тайника. Так я нашел все остальное.

– Но кто спрятал их и зачем? Не понимаю!

– Это трофеи, взятые у мертвых. Вначале я подумал, что Оливия брала что-то на память о каждой жертве… Брала нечто очень ценное для каждого из них. А теперь я уже не знаю, что и думать. – Ратлидж аккуратно вставил в паз узкую деревянную планку. – С деревом любил работать Николас. Наверное, он и устроил тайник внутри полки. Не Оливия, а он. Кстати, именно Николас предложил малышам поискать распятие – Сюзанна говорила нам об этом! Где же можно надежнее спрятать такие вещицы? В шкафу Оливии! Она ведь вряд ли стала бы сама передвигать полки!

В глазах Рейчел сверкнула боль.

– Конечно, вы уже сами себя убедили, но… как же футляр от часов? Если убийцей был Николас, зачем он добавил к… коллекции свою вещь, а не вещь Оливии? Выходит, он сначала убил ее, а затем покончил с собой? – Ее лицо без слов молило Ратлиджа: скажи, что это неправда!

– Я не знаю, кто развел костер на мысу и что он там жег. А может быть, Оливия сожгла какие-то улики тайно от Николаса? Вышла на мыс ночью и развела костер… Кому-то очень хотелось уничтожить определенные вещи. Втайне. Николасу гораздо легче было сделать это ночью, когда Оливия спала.

– Нет, только не Николас!

– Рейчел, Оливия не могла бы пойти на мыс так, чтобы Николас ничего не узнал.

– Нет, могла! Он ходил в деревню, в церковь, к священнику, иногда обедал в гостинице, разговаривал с людьми. Тогда она и могла осуществить свой план.

– Допустим. Но костер… и его письмо к вам… намекают на то, что хотя бы один из них догадывался: все кончено. Николас вряд ли стал бы писать вам, если бы Оливия задумала все без его ведома… Если бы он не знал, что произойдет с ним… с ними… очень скоро.

Рейчел глубоко вздохнула и медленно выдохнула:

– А может… его что-то тревожило… он что-то подозревал, но не знал наверняка. Так иногда бывает! Он мог… догадываться о том, что она задумала. Они ведь прекрасно понимали друг друга!

– А вчера на пустоши, – безжалостно продолжал Ратлидж, делая вид, будто не слышит ее, – нашли сверток с детской одеждой. Ее завернули в брезент, поэтому одежда неплохо сохранилась. Вещи принадлежали маленькому мальчику. Кто-то его раздел и спрятал вещи, по которым его легко можно было опознать. Рейчел, все указывает на преступный умысел. Кто-то заранее знал, что мальчик исчезнет бесследно.

– Одежда есть, а где же кости? – возразила Рейчел, хотя сама понимала, что ее доводы безнадежны.

– Вы понимаете, почему убитого мальчика раздели? Тот, кто пошел на такое черное дело, не рискнул оставить тело и одежду рядом. На первый взгляд в таком поступке нет никакого смысла, верно? Слушайте дальше. У меня есть свидетель, который утверждает, что Брайан Фицхью, перед тем как умер, с кем-то разговаривал на пляже, у самой воды. Вы можете себе представить, чтобы Оливия спустилась с крутого обрыва на пляж? И разве Брайан не пошел бы ей навстречу, не помог спуститься? Наконец, если Николас ревновал мать ко всем новым мужьям, ему наверняка не хотелось, чтобы она после Фицхью вышла за Томаса Чемберса. Но Чемберс жил в Плимуте, а не в Боркуме. Николас не мог до него добраться. Поэтому он решил, что его мать больше не выйдет замуж… Каждое ее новое замужество он расценивал как предательство. Вот почему он решил: в могиле она его уже не предаст. Мать принадлежала ему, и только ему.

Не сводя с него взгляда, Рейчел попятилась к кровати. Она сильно побледнела; головой она понимала все, что ей говорил Ратлидж, но сердце отказывалось верить. Она села на покрывало. Ратлидж снова почувствовал неуловимый аромат духов, видимо, и Рейчел тоже. Поспешно выпрямившись, она подошла к письменному столу, словно ей хотелось избавиться от наваждения.

– Вы ничего не можете доказать! – вызывающе заявила Рейчел. – Вы не можете доказать ни одно из своих измышлений! И я не позволю вам чернить память о Николасе домыслами и сомнениями. Оливия была знаменитостью. Ее вам тоже не дадут сровнять с землей, сами увидите. Вы скорее уничтожите самого себя. Но я намерена выяснить, что вами движет, и я непременно вас остановлю, пока еще не утратила свою точку зрения и не начала верить в эту грязь. Они жили счастливо и дружно! Почему вы так хотите погубить память о Тревельянах?!

– Я хочу узнать правду, – устало ответил Ратлидж.

– Ничего подобного, – холодно возразила Рейчел. – По вашему лицу видно, что с войны вы вернулись сломленным. Теперь вам нужно снова утвердиться в жизни. И вы решили, что мертвецы – более легкие мишени, чем живые люди. Не знаю, что вынудило Оливию покончить с собой. Может быть, ее мучили невыносимые боли. Не знаю, почему решил умереть Николас. Но лучше я до конца жизни буду мучиться неизвестностью, чем потеряю его совсем. Вам-то нечего терять, верно? Вы никогда никого не любили так, что готовы были пожертвовать ради любимого жизнью! Наверное, я сошла с ума, когда попросила прислать в Боркум сотрудника Скотленд-Ярда. Я верю в правосудие, а вы верите только в месть!

Она вскочила, еще не договорив, оттолкнула его и выбежала за дверь, захлопнув ее за собой. Ратлидж услышал ее торопливые шаги. Она неслась к лестнице.

Ему не нужно было предупреждение Хэмиша. Помня о неровных ступеньках, помня, как упал Стивен, зацепившись за вытертый ковер, Ратлидж выругался, в два прыжка вылетел из комнаты и погнался за ней.