И вот это случилось.

И это моя вина.

Я разбиваю его вдребезги.

Потому что в какой-то момент, целуя Дуайта, я вдруг осознаюсвои действия. Я целую Дуайта. Дуайта. А у меня есть парень, который определенно не Дуайт. И когда эта мысль обрушивается на меня, я вырываюсь, сбрасываю с себя его руки и хватаю сумку, стараясь не смотреть на него. Я не могу. Я ужасный, ужасный, ужасный человек. Я только что поцеловалась с другим парнем, хотя встречаюсь с Брайсом. Мой желудок сводит.

– Дайс, – слышу я голос Дуайта, но он звучит так далеко. В моих ушах стоит оглушающий рокот.

– Я… я не могу, прости. Мне так жаль.

Я сожалею о гораздо большем, чем могу выразить словами. Поэтому ухожу. Вынуждена. Не могу остаться, особенно после того, что только что произошло. Чувствую себя ужасно. Мерзко.

Теперь я не плачу, слишком уж противна самой себе. Стоит ли признаться Брайсу? Нет. Нет, конечно, не стоит. Этот поцелуй ничего не значил. Это был всего лишь дурацкий поцелуй в знак утешения. Я же не собираюсь встречаться с Дуайтом за спиной Брайса. Боже, нет. Всего лишь один бессмысленный поцелуй. Вот и все, что было.

Брайсу не нужно об этом знать. Никому не нужно. Это не имеет никакого значения. Я с Брайсом, и он любит меня, и я счастлива с ним, и это самое главное. Произошедшее между мной и Дуайтом не повторится.

У нас осталось не так уж много работы над проектом. Это хорошо. Это значит, что мне больше не придется часто его видеть. Мы будем видеться на физике, но мне необязательно с ним разговаривать. Я уверена, он и сам не захочет разговаривать со мной после случившегося.

Прижимаю палец к губам, а затем заставляю себя встряхнуться.

Раздается звонок, возвещающий об окончании первого урока. Как долго мы пробыли в библиотеке? Сколько времени я проревела?

«Ха, – рассеянно думаю я, – впервые в жизни я прогуляла урок. Полагаю, новая Мэдисон – истинная бунтарка».

Захожу в женскую уборную, расположенную рядом с кабинетом живописи. Обычно сюда мало кто ходит, потому что здесь давно не ремонтировали, и зеркало совсем крошечное. Так и есть: в уборной ни души.

Я вздыхаю с облегчением и бросаю учебники на стойку возле раковины. Наклоняюсь к зеркалу: глаза слегка покраснели, но сильно не опухли, – можно сказать, я просто не выспалась, если кто-нибудь спросит, – но подводка размазалась. Я стираю ее, вынимаю из сумочки пудреницу и накладываю свежий слой пудры, чтобы скрыть пятна на щеках.

Теперь девушка в зеркале спокойна, невозмутима и в полном порядке. Вот так. Идеально. Я снова выпрямляюсь и смотрю на свое отражение. Вспоминаю, как познакомилась с Дуайтом в кофейне «Ланглуа», когда он помог мне настроить телефон. И я разглядывала свое отражение в ложке, думая, как непривычно видеть там себя-незнакомку.

Я считала, что теперь уже с ней познакомилась. Но даже не уверена, что знаю, кто я теперь.

Дверь открывается, и входит девушка, с которой мы вместе посещаем уроки живописи.

– Ой, привет, – тихо говорит она, избегая моего взгляда, но, вероятно, считая себя обязанной поздороваться из вежливости.

– Привет, – так же тихо отвечаю я.

Урок живописи уже начался. Размышляю, какое бы придумать оправдание. Может, стоит пропустить и второй урок, чтобы избежать вопросов. Да. Наверное, так будет лучше.

Девушка выходит из кабинки и моет руки в раковине рядом со мной.

– Ты?.. – Затем она качает головой.

– Что?

– Просто показалось, ты чем-то расстроена, – поясняет она, а потом опускает голову и смотрит в раковину, оттирая с большого пальца пятнышко синей краски, лишь бы не встречаться со мной взглядом.

Тогда до меня доходит: должно быть, я слегка пугаю ее. Я встречаюсь с одним из самых популярных парней в школе, дружу с модной тусовкой, соответственно, и сама считаюсь популярной. И по опыту зная, что никто из модной тусовки в Пайнфорде никогда не общался с теми, кто не входил в их круг, могу догадаться: такие, как она, всегда побаиваются популярных ребят.

Понятия не имею, зачем я ей это говорю, но слова будто выходят помимо моей воли:

– Я запуталась.

– Как и все мы, – горько усмехается девушка.

Еще некоторое время я наблюдаю, как она пытается оттереть синее пятно краски на большом пальце, затем говорю: «Увидимся в классе» – и ухожу, чтобы успеть на вторую половину урока живописи.

– Я в порядке, – говорю я ему, подкрепляя слова улыбкой. – Правда.

– Точно? – Брайс с сомнением хмурит брови. – Тифф и Мелисса сказали, что перед уроками ты вела себя как-то странно. Они сказали, ты выбежала из кабинета ни с того ни с сего.

– Мне нужно было поговорить с тренером. По поводу тренировок по легкой атлетике.

Брайс все еще не верит мне – это написано у него на лице. Но я твердо решила убедить его. Уже выбросила из головы утреннее происшествие. Сообразила, что если достаточно долго притворяться, что ничего не было, то в конце концов сама обо всем забуду. Знаю, надеяться на это бессмысленно, но лучше так, чем вообще никак.

– Честно.

– Ты ведь знаешь, что всегда можешь доверить мне свои проблемы, да? – Брайс касается моего локтя кончиками пальцев, а затем притягивает меня к себе и прижимает к своему шкафчику. Закрыв глаза, я кладу голову ему на грудь и чувствую, как бьется его сердце. Медленно, равномерно, сильно.

– Знаю, – откликаюсь я и обнимаю его.

– И все равно уверена, что ничего не случилось? Совсем ничего?

– Все в порядке, Брайс, – киваю я, уткнувшись ему в грудь.

– Ладно.

Я не отвечаю, просто обнимаю его чуть крепче, и он целует меня в макушку.

– Итак, я слышал, вы собираетесь завтра пойти по магазинам искать наряды для танцев, – меняет Брайс тему. – Только, девчонки, не опаздывайте на футбольный матч.

– Да, – снова киваю я.

– И ты даже не расскажешь мне о своем платье мечты? – тихонько усмехается он. – Не станешь описывать его во всех невыносимых подробностях?

– А должна?

– Понятия не имею, – снова смеется он. – Честно говоря, лучше не надо. Я все равно мало что пойму.

Я тоже смеюсь.

– Я собираюсь выждать время и посмотреть, кто какой наряд купит и какой мне самой понравится. Нет смысла заранее ожидать чего-то невероятного, а потом разочаровываться.

Брайс снова целует меня в макушку, и я слышу, как из его груди рвется смех.

– Не перестаешь удивлять, Модница.

– В хорошем смысле?

– В самом лучшем, – отвечает Брайс, и по голосу слышно: он улыбается. И тут я ловлю себя на мысли, что тоже улыбаюсь. – Я люблю тебя.