Аннушка заворочалась, и я вздрогнула. Мысль мелькнула, будто искра. Нельзя, чтобы Олег пришел туда, где моя малышка. Нельзя подвергать ее опасности.

— Лиз… — поднял голову от подушки Воровский. — Иди, поспи. Хоть немного. Через час Анечка проснется, уже не до сна будет.

Я села на кровать рядом с ним.

— Не могу, Миша. Не могу спать. Мама и папа одни там остались. Совсем одни.

— Я поеду к ним завтра утром. Помогу все организовать.

— Возьми меня с собой.

— Нет!

— Возьми, Миша. Если Олег там, он на меня выйдет. У нас будет шанс разрубить этот проклятый узел.

— Нет,  я сказал!

— Я не могу так больше! Ты не понимаешь?! Жить в страхе за дочь! За тебя! За себя! Возьми меня с собой, и покончим с ним! Нас двое, он один!

Воровский сел на постели и провел по сонному лицу рукой.

— Ты понимаешь, о чем меня просишь?!

— Да! Мы оставим Аннушку с твоей мамой! Если он там, он выползет. А если он доберется сюда и узнает про дочь, ее жизнь будет в опасности. Я не хочу этого! Наша девочка не заслужила такой участи!

Он схватил меня за руки.

— Прекрати истерить! Мы найдем его без тебя! Неужели ты думаешь, что я еду обратно просто так?!

— Что значит, не просто так?! Ты что-то скрываешь от меня?!

Я впилась ногтями в его ладони, и он вздрогнул.

— Не кричи, ты разбудишь ребенка.

— Скажи мне… — прошипела я.

Воровский вздохнул и отстранился.

— Пригожин звонил мне еще пару раз после того, как закрыли дело. Он сказал, что чувствует себя обязанным найти твоего мужа, потому что ты помогла ему вылечить ребенка. Поэтому начал копать под Данилевского. Под его прошлое. Само собой, неофициально, но все же лучше, чем ничего. На днях Пригожин звонил мне снова. И знаешь, что он выяснил?

— Что?

— Восемь лет назад, еще до брака с тобой, у Данилевского была жена.  Из того же дома ребенка, где воспитывался он сам. Девчонке едва исполнилось восемнадцать, когда он взял ее к себе жить. Ее звали Ариной. У нее не было родных и друзей. Она была сиротой. Такая красивая Золушка, которая стала принцессой в объятиях своего героя-любовника. И она по очень странному стечению обстоятельств исчезла за несколько месяцев до появления тебя. Как думаешь, что с ней стало?

— Я не… не знаю…

— Ее не нашли, Лиза. У нее не было родных, друзей. Просто никто не забил тревогу. То же самое рано или поздно произошло бы и с тобой, если бы ты осталась. Возможно, Олег залег на дно. Отсиделся где-то в тихом месте, а теперь, когда дело закрыли и все предполагаемые обвинения сняты, он готов к новой игре.

— Тогда тем более я должна ехать с тобой, — тихо произнесла я. — Не позволю подвергать опасности нашу дочку. Давай уже закроем этот вопрос и спокойно займемся твоей гостиницей!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не хочу, чтобы ты стала наживкой, Лиза!

— Я еду с тобой, Миша! Мы больше не станем обсуждать этот вопрос! Погибла моя сестра! Я хочу обнять родителей! Погоревать вместе с ними!

— Перестань истерить! Что я скажу Аннушке, если с тобой что-то случится?!

— Скажешь ей, что теперь она может быть счастливой!

— Ты останешься дома с моей матерью!

— Если не возьмешь меня с собой, я поеду сама!

— Дочка больше не имеет для тебя никакого значения?! Как ты оставишь ее здесь?!

— Я оставлю ее с твоей мамой! Она справится!

— Не хочу больше разговаривать на эту тему!

Воровский встал и хлопнул дверью ванной комнаты. Аннушка, проснувшись, залилась громким плачем. Я бросилась к коляске и подхватила ее на руки.

— Тише, тише…тсс… — убаюкивая малышку, шептала я. Но моя решимость вернуться в город никуда не исчезла. Она только крепла.

Машина вывернула на трассу. Воровский упорно смотрел вперед, на дорогу. Он со мной не разговаривал.

Я молча пялилась в окно на однообразный февральский пейзаж. Джинсы, куртка, кроссовки – вот и весь наш гардероб в поездку. Нет, еще я взяла с собой черное платье для похорон, а в сумку положила аккуратный дамский пистолет, который Миша купил мне сразу же после рождения дочки.

Алю собирались хоронить сегодня, в три часа дня, поэтому Миша гнал машину на предельной скорости. Мы планировали добраться до моих родителей к полудню.

Меня раздирали чувства. Я безумно тревожилась за оставшуюся под надзором свекрови Аннушку, и одновременно меня сжигала тоска по родителям. Сейчас, когда у них осталась всего одна дочь, как никогда раньше, хотелось быть рядом.

Смерть сближает. Она стирает недопонимания и границы, которые выстраиваешь на протяжении всей жизни, и прошлые поступки родственников уже не кажутся такими обидными.

Я думала про Алю. Могла бы она остаться в живых, если бы я настояла на закрытии долга перед ее благодетелем?

— А что потом? Взяла бы новый долг, — наконец заговорил со мной муж. — Таких, как твоя сестра, уже не исправить. Если бы не взяла новый долг, все равно нашла бы способ разрушить себя.

Я вздохнула. Наверное, Миша прав. Нельзя изменить человека, если он сам того не захочет.

Мы добрались до моих родителей почти без происшествий. Один раз нас остановил патруль, и еще раз мы остановились на заправке, наскоро выпить кофе в бумажных стаканчиках.

Встреча была горькой. Папа в строгом костюме, мама в длинном черном платье. Оба бледные и осунувшиеся.

— Сколько же мы не виделись, Лиза? — всхлипнула мама. — Год точно…Я же и внучку ни разу не видела… даже на фотографиях…

— Я тебе покажу,  — пытаясь сдержать слезы, обещала я.

Отец молча обнял нас с Мишей и помог найти место для парковки.

— Забирать из морга в три часа. Уже скоро выезжать будем, — по дороге к дому говорил он. Как-то отстраненно, буднично. Будто это все происходило не с нами.

Дом был полон дальних родственников и друзей семьи. Все суетились, помогали готовить. По воздуху разливался запах корвалола и валосердина.