Через три дня начались схватки. Наша маленькая девочка, будучи не в силах выдержать моего внутреннего напряжения, родилась семимесячной, двадцать девятого августа.

Первые дни после ее рождения мы все, будто сошли с ума. Воровский ночевал с нами в платной палате. У входа в родильное отделение дежурила охрана. Ольга, моя свекровь, как безумная, носилась по городу вместе с Иракли, судорожно закупая все необходимое для младенца – ведь мы ничего не покупали заранее, считая это плохой приметой, и думали, что у нас в запасе еще сентябрь и октябрь. Ремонт не успели завершить, и теперь тоже подгоняли рабочих, чтобы успеть за те дни, что нас держали в больнице, хотя бы привести в порядок гостиную и детскую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А я, рассматривая мою маленькую и хрупкую девочку в боксе, с ужасом ждала нападения Олега.

Молоко от нервного напряжения не пребывало, и малышку перевели на искусственное вскармливание.

— Ваша девочка полностью здорова. Несмотря на внеплановые роды, все внутренние органы работают слаженно, легкие полностью раскрылись, — через десять дней говорила нам с мужем детский педиатр. — Необходимые прививки сделаны, и я не вижу причин, по которым вас следует задерживать в больнице. Завтра мы выпишем вас домой.

Как любая мать в родильном доме, я хотела домой. Но будет ли дома безопасней?

— Лиза, — обиделся Воровский. — Неужели ты думаешь, что я позволю кому-то приблизиться к нашему дому? Да будет тебе известно, за те десять дней, что вы с дочкой провели здесь, в нашем доме поставили пуленепробиваемые окна. Весь месячный доход с клуба пошел на это новшество. Он не сунется к нам.  А если покажется рядом с домом, я пристрелю его. Поверь, я умею стрелять не хуже него, и у нас дома есть отличный пистолет. Если тебе мало, я могу купить автомат.

Я осторожно положила малышку в бокс и подошла к нему. Обвила руками его шею и в глазах блеснули слезы.

— Прости, Миша… ты так много для меня сделал, но мои страхи, они не дают мне спокойно жить…

Он крепко прижал меня к своей груди.

— Мы справимся, Лиза. Лучше займись чем-нибудь приятным. Придумай имя для нашего маленького сокровища.

— Ладно, — закивала я. — Обещаю, что придумаю.

На следующий день нас выписали из роддома. Меня и маленькую Аннушку. Я все же выбрала имя для дочки, и Мише оно очень понравилось. Тот особенный случай, когда мы оба попали в одну точку.

Дома меня ждал сюрприз. Ольга и Иракли постарались на славу, и детская была напичкана всем необходимым на год вперед. Памперсы, пеленки, соски, бутылочки, стерилизатор, чудесная кроватка и комната в нежных розовых тонах привели меня в неописуемый восторг.

И мы с головой окунулись в новое испытание. В нашем доме поселился грудной ребенок.

— А почему наша маленькая Анечка не спит? — приговаривала свекровь, пытаясь укачать разрывающуюся от криков малышку.

Укачать Анечку не получалось ни у кого – с трех часов дня и до пяти часов вечера она истерила, не замолкая. И мы не могли понять, что ее беспокоит. Миша стойко пытался напоить ее лекарством от коликов, добавленным в бутылочку с водичкой, Ольга носила «столбиком». Иракли поселился у нас в столовой и не просыхал от своего домашнего вина. А я была настолько измучена бессонными ночами и криками своего ребенка, что спала, сидя на диване. Да, первые две недели я засыпала стоя и сидя в любой момент тишины. А тишина появлялась в нашем доме очень редко.

Анечка так веселила нас своими истериками, что я почти не вспоминала про Олега. Он не появлялся. Постепенно, неделя за неделей, мои страхи растворялись в рутине.

Мы с Мишей с головой окунулись в родительство. Первый поход к педиатру, первые прививки. Вся наша жизнь сконцентрировалась на дочке. К трем месяцам она набрала вес и превратилась в счастливо улыбающегося беззубого карапуза. У нее почти не было волос, но я обожала надевать на нее красивые вещи, шапочки и делала фотографии. У нас с Мишей появились целые папки фотографий с Аннушкой. Аннушке один месяц, Аннушке два месяца. Два месяца и три недели. Три месяца.

Мы отмечали наш первый совместный новый год, когда ей исполнилось четыре месяца. Фотографии, на которых наш чудесный пухлик тянется к елочным игрушкам и с восторгом следит за фонариками, вызывала у нас с Мишей ту самую кажущуюся глупой дикую родительскую радость  и гордость.

В середине февраля, когда сердце трепетно начинает ждать прихода весны, Воровский принял решение выкупить небольшой дом отдыха в Адлере. Об этом он сообщил мне за ужином.

Наша Аннушка уже вовсю пыталась сидеть, и я усаживала ее за стол в детском креслице. Конечно, она еще не умела есть, но ей нравилось болтать ножками, грызть резиновую ложку, пускать слюнки и следить за тем, как я накрываю на стол. А у меня была маленькая передышка от этой непоседы с пухленькими щечками.

— Клуб далеко, и я не вижу смысла продолжать держать его за собой, — усаживаясь за стол, сообщил Воровский. — Мы живем здесь больше года, думаю, пришла пора пустить корни. 

— Решил заняться гостиничным бизнесом? — улыбнулась я.

— А почему бы и нет? — его глаза остановились на уровне моей груди – тонкая ткань рубашки просвечивала черное кружево лифчика, будоража желание.

Я перехватила его взгляд. Ответное желание обожгло. Так всегда было, если у меня начиналась овуляция. Вот и сейчас. Все бы отдала, чтобы оказаться в спальне наедине с мужем. Хоть бы на полчасика. Но нет, маленькая привереда уснет в лучшем случае к одиннадцати ночи.

Поставив блюдо с запеченными овощами на стол, я отправилась к духовке. Там дожидалось своего часа вкусное жаркое.

Мне нравилось готовить. А еще больше нравилось ужинать вместе, всей семьей. Это создавало неповторимое ощущение домашнего уюта.

— Хочешь посмотреть гостиницу? — лукаво взглянул на меня Воровский.

— Очень хочу, — заулыбалась я.

Приземлилась на стул рядом с дочкой и всунула ей в ротик ложку яблочного пюре из маленькой баночки.

— Я договорюсь с мамой, — мерцая взглядом, кивнул он. — Она понянчит Анечку, а мы с тобой прокатимся до Адлера.

— И ты пригласишь меня в ту кондитерскую, которую так хвалит твоя мама?