– А что ты предлагаешь? Бросить девочек на улице?

– Нет. Сводить на мороженое.

Он, не глядя, тыкает пальцем на вывеску кафе.

– Домой, к родителям надо.

– Нельзя. Если то, что она рассказывает, правда… Опасно. Нельзя.

– Тогда в соцопеку. Давай я позвоню?

От этих слов лицо Владимира покрывается пятнами.

– Соцопека? Облегчать работу этим сволочам? Хрен им. Сами во всем разберемся.

– Да что тут разбираться? Отведем в участок и позвоним родителям.

– Нет, я сказал.

Владимир чувствует, что в очередной раз ответил другу чересчур резко, меняет тон и, как бы извиняясь, продолжает:

– Во-первых, сам подумай, нам в таком виде нельзя в отделение. А во-вторых, – Владимир мотает головой, – я не позволю вернуть детей домой, если там такое.

– Что ты опять придумываешь? Ты не спасатель, а они не котята на дереве. Это вообще не наше дело.

– Теперь наше.

Владимир настаивает.

– И куда ты их денешь? Высадишь под мостом? У себя поселишь? Я все понимаю, у тебя сына отняли, это печально, но это не дает тебе никакого права… – Полицейский умолкает.

Сигарета догорает.

Друзья молча смотрят на проезжающие мимо машины.

– Поселю, – произносит Владимир после долгой паузы.

– Что?

– У себя поселю. Ты прав, это лучший вариант. А завтра, на трезвую голову, определимся.

– Ты идиот?

Владимир улыбается, открывает дверь и приглашает друга пройти.

– Не знаю, может, и идиот, но я все решил.

Глеб понимает, что после этих слов с другом спорить бесполезно. По крайней мере сейчас.

– Болван, – бросает недовольно Глеб и проходит в кафе.

– Ты давай поаккуратнее с выражениями. Следи за тем, что говоришь. Не забывай, с нами дети.

Полицейские проходят внутрь.

Посетителей в кафе немного. Почти все столики пустые. Пахнет сладкой выпечкой, играет легкая музыка, и официантки скучают без дела.

Владимир садится возле Лилии, Глеб остается стоять. На столе дымится кофе. Рядом стоят стакан с начатым коктейлем и тарелка, наверное, еще теплая, в которой не так давно еще лежали блинчики.

Майя листает страницы меню, тянет через трубочку молочный напиток и объясняет плюшевой игрушке, что, по ее мнению, написано под яркими картинками с блюдами.

Лилия смотрит в окно, доламывает зубочистку, думает о чем-то своем и кусает губы.

– Кофе заказали?

Лилия кивает на чашку.

– Спасибо.

Глеб садится напротив Владимира, замечает, что чашка одна, и жестом зовет официанта.

– Еще один кофе, пожалуйста.

Он переводит взгляд на Майю с ее плюшевым котом, вместе изучающих картинки.

– И, наверное, меню еще одно.

Официантка, как, наверное, ее учит инструкция, кивает, отвечает полицейскому улыбкой и уходит.

– Расскажи нам в деталях. Что произошло? – спрашивает Глеб, отбирает кофе из рук своего друга и пододвигает себе. – И лучше не сочиняй, говори все как есть.

– А вы не отведете нас, ым, обратно?

– Это зависит от того, дорогая, что ты нам расскажешь.

– Не отведем, – перебивает Владимир и тащит чашку обратно к себе. – Поверь, я помогу. Обещаю.

Глеб недовольно смотрит на друга. Он знает, что тот не врет. И если уж он дает обещание, держит. Чего бы ему это не стоило.

Зачем?

Что он так завелся?

Почему просто не избавиться от этих детей?

– Я пообещал, – подчеркивает Владимир и кивает девушке, мол, начинай рассказ.

Старшая просит сестру заткнуть уши.

Лилия рассказывает о своей семье. Об отце, который избивает мать, о крови на ковре, о постоянных криках, о ненавистном ей папином «бутерброде». О своем детстве.

Майя, как послушная девочка, держит ладонями уши, но с уверенностью можно сказать, что малышка подслушивает. От нее не ускользают слова старшей сестры. Майя, словно шпион, внимательно фиксирует, что и как говорит Лилия. Слушает и старается не выдать себя.

Лилия рассказывает во всех деталях и жестоких подробностях, в какие игры любит играть существо под названием «папа». Рассказывает о бесхребетной матери, которая не в состоянии защитить ни себя, ни своих дочерей.

– А где вы живете? – перебивает рассказ Глеб.

– Зачем вам, ым, знать?

– Это важно.

– Хотите, ым, отвести? Пожалуйста, не надо. Вы же обещали, что не вернете нас, ым.

Лилия еще держится, говорит спокойно, но, кажется, вот-вот заплачет.

– Не вернем, успокойся. Нам просто нужно знать.

Глеб лукавит.

У него ничего не бывает просто. Ему не из любопытства нужен адрес. Зная адрес, он легко сможет выяснить, кто там живет, случались ли вызовы, жаловались ли соседи. Сможет проверить и убедиться, правду ему говорит эта девушка или нагло врет.

– Лесная, ым, улица, пятнадцать.

– Лесная?

Глеб смотрит на своего друга.

– Ничего себе. Так это же…

Он хотел добавить, что это их с Владимиром территория и что он ни разу не слышал о проблемах на том участке. Там не живут неблагополучные семьи. Ни одной. Лесная – элитный район.

Глеб хотел тут же уличить девушку во лжи, но не стал.

Решает подождать.

Официантка ставит вторую чашку. Подвигает очередную порцию оладий с джемом для Майи, разворачивает и оставляет меню.

– Что-нибудь еще?

Владимир показывает, что пока на этом все, что как только определится, он еще раз позовет ее. Девушка в короткой юбке покачивает бедрами, как, наверное, ее учит все та же инструкция, и возвращается к стойке.

– А твой отец? Он сейчас где?

– Не знаю.

– Дома?

– Ым, наверное. Не знаю. Скорее всего. Думаю, он уже очухался. Пришел в себя и как обычно выгнал маму. Выгнал, ым, а сам лежит на своем вонючем диване.

– Что значит очухался?

Лилия рассказывает, как разбила вазу о его голову, перед тем как сбежать из дома. Как осколки разлетались на полу, пока она защищала маму. Как мать обозвала ее.

Майя продолжает прикрывать уши. Ее глаза застывают на подставке с салфетками. Девочка представляет картины, которые описывает сестра. Она не мигая смотрит на салфетки, а детское воображение рисует ужасы.