Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Домой? — спросил он, приглядываясь ко мне.
— Нет, к перекрестку.
— Зачем? — Андрей вроде бы удивился, а я пожалаплечами.
— Не знаю. — И в самом деле не знала, чтопроисходит со мной, но вернуться к развилке было необходимо, это я знала точно…И мы вернулись. — Сворачивай, — кивнула я направо, мы проехаликилометров двадцать, начался спуск, я вглядывалась в окружающие нас горы иговорила, куда следует двигаться, иногда путалась, поэтому приходилосьвозвращаться. Андрей больше не задавал вопросов и вообще замолчал, время отвремени глядя на меня с плохо скрываемым беспокойством.
— Аня, — наконец позвал он, когда солнце садилосьза гору. — Скоро стемнеет, а здесь небезопасно. Нам лучше вернуться.
— Это совсем недалеко, — торопливо ответила я.Машина преодолела очередной поворот, и тогда я увидела его: обычный двухэтажныйдом за высоким забором. Он был в стороне от дороги, и машину пришлось оставить.
— Аня, — забеспокоился Андрей, отгадав моинамерения, но я, покинув машину, направилась к дому, и муж пошел за мной. Когдамы достигли ворот, почти стемнело. Чуть ниже по склону холма виднелись домики,горели огни, а дом темной громадой возвышался над ними. — Зачем тебе этотдом? — тревожно спросил Андрей, а я толкнула калитку. — Аня, —позвал он испуганно. — В конце концов, мы не можем вот так вот взять ивойти.
— Можем, — сказала я. — Это мой дом.
— Твой дом?
— Да. То есть когда-то он был моим…
Стекол в рамах не оказалось, дверь сорвана с петель. Я вошлав большой холл с колоннами, широкая лестница вела на второй этаж, ступенискрипели, Андрей торопливо поднимался следом.
— Аня, объясни, что происходит? Почему ты решила, чтоэто твой дом?
— Я не решила, Андрюша, я просто знаю.
— Знаешь? Ты ведь ничего не помнишь…
Я распахнула дверь в одну из комнат и сразу узнала её.
В углу стояла кровать, на неё никто не позарился, стул уокна. Я прошла и села на подоконник.
— Мы можем остаться здесь? — спросила я тихо.
— Здесь? — Андрей огляделся. — Зачем?
— Внизу село, я хотела бы поговорить с местными.
— Зачем?
— Андрей, все, что случилось со мной, случилось здесь.Возможно, кто-то…
— Аня, это опасно…
— Вряд ли. Меня никто не узнает. Просто не сможет. Унас с собой ужин, два одеяла, а в горах ночью в самом деле опасно.
— А машина?
— Ее можно отогнать в село…
— Местные решат, что мы чокнутые… Ну хорошо. Я спрячумашину.
— Да. Иди.
— А ты?
— Я подожду здесь. — Он замер возле двери.
— Мне не хочется оставлять тебя одну.
— Я похожу по дому. Мне это очень нужно. А тебе многовремени не потребуется, правда?
— Я вернусь через несколько минут. Ты в самом делехочешь остаться одна?
— Да. Иди, не беспокойся.
Он ушел, а я сидела на подоконнике, водила пальцем поразбитой раме и неожиданно для самой себя сказала громко:
— Здравствуй, папа. А ночью он пришел ко мне, я виделаего так отчетливо, точно вовсе не сон мне снился, а отец в самом деле вернулсяв этот дом как ни в чем не бывало. Он стоял в дверях, смотрел на меня и грустноулыбался, а я звала его и плакала, зная, что не смогу коснуться его, потому чтоего нет в живых.
«Вот видишь, как бывает, дочка, — вздохнул он, и якивнула. — Не ту жизнь я выбрал для тебя». «Да, папа. Но я все равно люблютебя». «Ты хорошая дочь, я всегда это знал». — Он повернулся с намерениемуйти, я закричала в отчаянии, потому что поняла: мне никогда больше не увидетьего…
Андрей тряс меня за плечо, повторяя испуганно:
— Аня, Аня, проснись, пожалуйста, Аня… — Я открылаглаза и в самом деле проснулась. — Господи, как ты меня напугала. Опятькошмары?
— Я видела отца, — с трудом смогла ответить я, вместес болью ощущая странное удовлетворение. Я больше не была человеком безпрошлого, я знала, кто я, и была уверена в том, что если что-то не вспомнюсейчас, то смогу вспомнить завтра.
Мы сидели на кровати, обнявшись, привалившись к стене спотрескавшейся штукатуркой, и я, положив голову на плечо Андрея, тихо плакала,а он гладил мои волосы и повторял:
— Все будет хорошо.
Утром, часов в восемь, мы спустились в село, оно казалосьвымершим. Только две собаки, тощие и грязные, встретили нас отчаянным лаем. Услышавих, на крыльце ближайшего дома появился мужчина в наброшенном на плечи ватнике,настороженно посмотрел на нас.
Мы громко поздоровались, подходя к его калитке. Мужчина накрыльце, приглядываясь к Андрею, кашлянул и ответил:
— Доброе утро.
— Извините, — заговорила я, боясь, что мужчинаскроется в доме и задать свои вопросы я не успею. — Я ищу свою сестру. Онапропала тринадцать месяцев назад. — Мужчина кивнул, точно соглашаясь, а япродолжила:
— Мне сказали, её видели вон в том доме. Среднегороста, темные волосы, светлые глаза.
— Тринадцать месяцев, — сказал он, пожимаяплечами. — Да тут каждый день кто-то пропадает. В поселке десять жилыхдомов осталось, остальные пустуют. Люди боятся здесь жить. А вы тринадцатьмесяцев…
— Может быть, кто-то из местных видел мою сестру?
— Говорите, в том доме? — Он нахмурился, вроде быо чем-то размышляя. — Дом лет пятнадцать пустует.
— Как же так? Один знакомый точно видел мою сестру. Онапоехала навестить своего парня, он служил здесь, и пропала.
— Не знаю. Дом построил один художник. Места у наскрасивые, сами видите. Жил подолгу, картины рисовал. Вроде бы сам из Москвы,говорили, очень известный человек. А когда здесь порядка не стало, ездитьперестал. Да и кому это в голову придет?
— Он продал дом?
— Не знаю. Еще год назад там иногда горели огни, людивидели, кто-то приезжал на машинах. Может, друзья этого художника, а может, онв самом деле дом продал… Когда, вы говорите, вашу сестру здесь видели?
— В мае прошлого года. Одиннадцатого числа.