своего брата, наклонившегося попить из фонтанчика, – продолжил Хак. – Ну разве не прелесть? Сразу вспомнилась собственная юность, когда я жил дома и не помышлял ни о пиратских кораблях, ни о дальних плаваниях.

– Хак, ты вовсе не обязан плыть с нами, – сказала Локон. – Если хочешь, возвращайся домой.

– Мне уже не вернуться, – тихо ответил Хак. – Даже если бы захотел, не смог бы. Потому что моего дома больше нет.

Локон уловила в голосе Хака трагичную нотку, поэтому вытягивать из него подробности не стала. К тому же не хотелось задумываться о том, что она и сама, по всей вероятности, никогда не вернется домой.

– Почему кажется, что раньше трава была зеленее? – спросил Хак. – Неужели, когда мы были юными, жизнь имела больше смысла?

– Похоже, что так, – прошептала Локон. – Не забыть мне тихих ночей, когда за чашкой теплого медового чая я наблюдала за падением лунных спор. Это волнующее ожидание неведомого чуда…

– Я помню времена, когда жил и не боялся, – сказал Хак. – Помню, как просыпался каждое утро от знакомых запахов. Наивно верил, будто знаю, как пройдет моя жизнь. В точности как у родителей – просто и скромно. Без излишеств, но и не в бедности.

– И все-таки сомневаюсь, что раньше было лучше, – произнесла Локон, глядя в потолок. – Нам хочется так думать, потому что это успокаивает.

– А еще потому, что воспоминания позволяют забыться, не замечать насущных проблем, – согласился Хак. – Может, мы подсознательно не хотим эти проблемы видеть. Когда мы были юными, всегда находился кто-то, кто справлялся с нашими трудностями за нас.

Локон кивнула.

Со временем воспоминания меняются. Они становятся либо слаще, либо горше. У каждого из нас есть на вооружении рецепт полюбившегося с детства блюда. И всякий раз, колдуя над закипающим горшочком, мы неизбежно вносим улучшения – ведь день ото дня меняемся и мы сами. Поэтому распробовать свое фирменное блюдо в первозданном виде нам уже не суждено. Точно так же и с событиями давно минувших дней. Мы не можем пережить их снова, глядя через искаженную временем призму восприятия. И надо сказать, меня это вдохновляет. Мы неустанно преобразовываем нашу субъективную реальность, порождая предания и облекая воспоминания в баллады. И если с каждым исполнением мы эти предания и баллады невольно приукрашиваем… что ж, это делается во имя искусства, ведь прошлое зачастую оказывается на вкус слишком пресным. Мы постоянно притворяемся, будто культура и идеалы прошлого благородно стареют, точно вино, однако в действительности они черствеют, как позабытый пряник в темном углу кладовой.

Локон припомнила несколько давно полюбившихся нежных – и даже слащавых – баллад о любви, и ей определенно полегчало. Удивительно, но вся эта болтовня про колокольни и питьевые фонтанчики здорово помогла. Ощутив столь благостную перемену, большинство из нас тотчас поспешило бы забыть недавнюю хандру, но только не Локон, которая предпочитала использовать перепады своего настроения для преодоления жизненных трудностей. От природы прагматичная, она решительно села в койке, готовая к схватке с любым, кто встанет у нее на пути.

– Я должна защитить себя, – прошептала Локон. – Нужно придумать, как одолеть Ворону, прежде чем она продаст меня дракону.

И тут, конечно же, ей очень повезло – в ее каюте хранилось аж пять разновидностей самого опасного вещества на планете.

37. Ученая

Заселившись в каюту споровщика, первым делом она совершила беглый осмотр вещей Уива – в основном для того, чтобы убедиться, что среди них не затесалось ничего опасного. Разумеется, тогда все это было не более чем игрой в споровщика, ведь поначалу она мало смыслила в спорах.

Теперь же Локон затеяла самую настоящую ревизию. Впрочем, оно и неудивительно, ведь сейчас ее жизни грозила реальная опасность.

Если раньше Локон читала заметки Уива из любопытства, то теперь изучала их самым внимательным образом. Если раньше наводила в наследии Уива порядок, то теперь занималась его классификацией. Если раньше Локон принимала научные выводы Уива на веру, то теперь проводила исследования самостоятельно. Ничто не мотивирует так, как обратный отсчет, за которым следует точка невозврата.

Локон отдалась этому занятию не только душой, но и телом, ибо невозможно проводить научные исследования без помощи пары умелых рук и десятка чутких пальцев. Уив был не самым организованным малым. Локон надеялась, что он оставил после себя журнал инструкций и рекомендаций, однако вместо этого обнаружила клочки бумаги с торопливыми каракулями. На этих клочках Уив записывал те самые мимолетные, но ценные умозаключения и недозревшие идеи, что именуются в народе, отроду не сталкивавшемся с гением, не иначе как гениальными. Короче говоря, это был интеллектуальный хлам. Пытаясь выявить хоть какую-нибудь закономерность, Локон не обнаружила ничего, кроме мешанины задумок и легкого разочарования. Типичные признаки пытливого разума, силящегося ухватиться за идеи, что лежат за пределами его досягаемости. В эту ловушку может попасться как болван, так и гений. Подобное качество отнюдь не показатель гениальности. Так человек, досконально изучивший жизнеописания всех гениев, не может претендовать на то, чтобы самому называться гением. И случай с Уивом, скопившим обширную коллекцию идей, претендующих на гениальность, был как нельзя более показательным. Этот человек загнал себя в ловушку и стал ничем не лучше старушонки, что собирает керамических свинок. В процессе осознания этого факта – а также принятия горькой истины, что ответа на все вопросы разом она не найдет, – Локон наткнулась на первый многообещающий клочок бумаги с подробным эскизом пушечного ядра и нацарапанным снизу рукой капитана требованием. Ворона велела Уиву разобраться в конструкции зефирных снарядов, чтобы не закупать их по завышенным ценам у мастеров зефира.

Устройство пушечных ядер интересовало Локон, но не сказать, что слишком всерьез, – так проявляют побочное любопытство к национальной кухне, когда приступают к изучению незнакомого языка. Но что действительно заинтриговало девушку, так это хитроумный механизм применения спор внутри ядра.

Записи Уива красноречиво говорили, что в своих изысканиях бывший судовой споровщик зашел в тупик. Его соображения только мешали вникнуть в аккуратный эскиз. Однако обнаружилось среди каракулей и кое-что полезное: Локон открыла для себя новый метод проращивания спор.

Вы уже знаете, что пушечное ядро в мире Локон – не просто кусок металла, а произведение артиллерийского искусства. Как я и обещал ранее, сейчас поведаю о нем более подробно. После выстрела внутри снаряда срабатывает замедлитель, благодаря которому водяной взрыв происходит не сразу. Вероятно, об этом вы и сами уже догадались, но известно ли вам, как устроен этот замедлитель?

Вы удивитесь, но он есть не что иное, как лоза. Из записей Локон уяснила, что она отнюдь