Он резко шагнул вперед и дернул папку за угол, намереваясь вырвать ее из Асиных рук.

Руки его были сильными от многочасовых тренировок, рывок получился резким. От неожиданности Ася сделала шаг вперед, не удержалась на ногах и упала в россыпь одуванчиков, ударившись головой о металлическую крестовину компьютерного кресла. В глазах потемнело, руки дрогнули, но перед тем, как они опустились и драгоценная папка выскользнула на пол, в прихожей раздался грохот, огромная темно-серая тень в один прыжок преодолела расстояние от входной двери до места, где стоял Роберт. В следующее мгновение скрипач уже лежал на полу, придавленный собачьим телом. Он, конечно, мог попытаться освободиться, но клыки в непосредственной близости от горла были молчаливой рекомендацией к сохранению спокойствия.

Ничего этого Ася уже не видела, ускользнув от грубой реальности в состояние спасительного беспамятства. Не видела она, и как в квартиру вбежал Федор, и как, ругаясь на чем свет стоит, выхватил из кармана Иванов пистолет и трясущимися руками выпустил в потолок всю обойму, а потом позвонил в «Скорую» и полицию.

«Скорая» приехала первая. Фельдшер, испуганно косясь на Роберта, которому Федор предусмотрительно связал руки своим шарфом, дал Асе понюхать нашатыря, и когда она, раскашлявшись, открыла глаза, предложил укол успокоительного. Ответить Ася не успела – приехала полиция, три человека в штатском. Быстро разобравшись, что к чему, забрали Роберта, Федора, злополучную папку и потребовали, чтобы Ася тоже приехала в отделение полиции – своим ходом, так как места в машине уже не было.

В дверях Роберт обернулся и сказал голосом, полным любви и страдания:

– Ася, простите, пожалуйста! Я не хотел, чтобы так вышло. Правда, не хотел. Вы удивительная женщина. Знаете, что бы ни случилось в вашей жизни, не оборачивайтесь, Ася! Не оборачивайтесь.

* * *

За окном разгорался рассвет. Больной пошевелился. Оливер отложил «Медицинские новости», встал, свел лопатки, потянулся всем телом.

– Доброе утро! Молчанов растянул губы, стараясь улыбнуться:

– Где я?

– Вы в госпитале Святого Георга. Помните, как здесь оказались?

– Предполагаю. Авария на Дарлитнгхерст-роуд. Какой-то идиот врезался в нас на полной скорости. Я едва успел среагировать. Кристина, девочка – где они?

Его английский был не так ужасен, как у переводчицы (про себя Коллинз предпочитал называть ее именно так).

– Не волнуйтесь, с ними все в порядке. Девочку отправили к матери, миссис Светлову вы скоро сможете увидеть.

– Скоро? – Желвак на щеке пациента, обращенной к Оливеру, напрягся. – Как скоро?

Коллинз почувствовал себя обвиняемым на перекрестном допросе в суде.

– К обеду, может, раньше, – сказал он, стараясь говорить как можно суше. – Она спит.

– Спит? – не поверил Молчанов.

– Снотворное, – коротко пояснил Коллинз и, видя, что пациент хочет еще что-то спросить, отрезал: – Вы тоже должны поспать. Не стоит так много разговаривать.

Показания жизнедеятельности пациента, судя по прикроватному монитору, были в норме. Немного вялая реакция зрачков, но для такой травмы – вполне приличная. Сухожильные рефлексы в порядке. Ведет себя адекватно, амнезии нет. Конечно, это только на первый взгляд, нужны еще дополнительные тесты. Но это потом. Сейчас больному необходимо отдохнуть. Да и доктору тоже.

Оливер чувствовал себя не усталым, а смертельно усталым. Удерживала его на ногах только радость победы. Он смог. Не испугался. Не отступил. Но сейчас нужно домой. Душ и несколько часов сна – и он займется этим пациентом.

Передав Молчанова дежурному врачу утренней смены, Оливер выпил пару чашек эспрессо из аппарата в вестибюле и отправился домой.

Выезжая на Элизабет-стрит, он пожалел о выпитом кофе. От небольшой дозы напитка разыгрался нешуточный голод. Хоть беги в ближайшее кафе. Но зачем же бежать, если дома ждет с любовью приготовленный завтрак? От мыслей о завтраке есть захотелось еще сильнее. В трех кварталах от дома Оливер не выдержал и свернул к некогда очень любимому кафе – скромной китайской закусочной. Он полюбил ее, еще будучи студентом. Абсолютно непрезентабельная на вид, она пленила сердце будущего эскулапа большими порциями за вполне подъемную цену. К тому же санитарное состояние заведения, в отличие от его собратьев, в изобилии населявших улицы Сиднея, соответствовало внутренней планке, установленной для себя Оливером.

Всеми делами в кафе заправлял Хань. Было ли это именем или фамилией, Оливер не знал. Как неведом ему был и возраст Ханя. Круглое улыбающееся лицо, глубокие морщины вокруг глаз, седая косица на макушке абсолютно лысой головы. Ему могло быть и пятьдесят лет, и семьдесят. Но клиентов своих – постоянных, таких как Оливер, – он знал по именам, помнил об их вкусах. Хотя сейчас, после двух лет отсутствия, закусочная вполне могла сменить хозяина…

Оливер потянул на себя дверь со стилизованным изображением китайского дракона.

– Не верю своим глазам! Оливер, вы ли это? – Хань склонил голову в почтительном поклоне. – Вам как всегда? Том ям? Удон с морепродуктами? Вижу, у вас усталый вид. Могу предложить настоящий Те Гуань Инь – усталость как рукой снимет.

Конечно, Оливеру хотелось и супа, и лапши, и чая. Но тогда он рисковал заснуть за столом.

– Том ям и удон с собой. Нет, два удона с собой.

– Я так и думал, что вы женились.

– Нет, это для мамы… Она сейчас живет у меня, – пустился в ненужные объяснения Оливер.

– И все-таки чай вам просто необходим, – покачал головой Хань. И повторил, деля слово на слоги: – Не-об-хо-дим.

– Давайте, – сдался Оливер.

Через пару минут он уже с упоением глотал сногсшибательно острый и вкусный суп.

К чаю Хань подал печенье с предсказанием.

– Это комплимент от заведения, – проговорил он.

Оливер допил чай, сунул печенье в пакет с лапшой.

– До свиданья, – церемонно поклонился Хань. – Рад был видеть вас в добром здравии. Поклон вашей замечательной матушке.

Паркуясь у дома, Оливер на секунду задумался – как примет мать угощение из закусочной? Не будет ли это означать, что ему надоела ее стряпня, безусловно, вкусная, но лишенная остроты и ароматов, присущих тайской кухне? Появилась даже идея оставить пакет с едой в машине, а потом потихоньку «потерять» где-нибудь по дороге на работу. Но, сочтя эту мысль недостойной, Оливер выбросил ее из головы.

– Привет, Оливер! У нас сегодня на завтрак еда из китайского ресторана? – приветствовала его мать, заметив логотип на пакете. В глазах – ни капли обиды, ни грамма упрека. – Мой скорее руки, пока не остыло.

– Я сегодня оперировал, – сказал он, входя на кухню. – Сам. То есть почти сам…

– Олли? – Мать посмотрела на него, словно не понимая смысла сказанного. Потом спросила: – И? Как? Как прошло? – и застыла в ожидании ответа.