Карусель обрывков воспоминаний опять начала свое кружение, но уже с новыми персонажами. Тимур, мать, Оливер, Леночка.

– Как? – попытавшись одним словом избавиться от царящей в голове сумятицы, спросила она.

– Оливер. Он привез меня. Он мой сын. Кристиночка, Оливер – твой брат.

– Но этого не может быть, – тихо прошептала Кристина, а мозг уже принял информацию и пытался ее проанализировать. Маленький, с кривым шрамом на поросшей редкими волосами голове, он никак не мог быть ее братом. Хотя лысина и шрам – дело наживное, а рост… Всякие бывают аномалии. Он ведь не карлик, просто мужчина невысокого роста. Как Лина. И все же так не бывает. Просто какое-то плохое кино. Станиславский со своим «не верю» нервно покуривает в сторонке. Первый встречный австралийский врач оказался ее сводным братом… А может быть, все гораздо сложнее? Глубже? Она считала, что судьба свела ее с Линой, чтобы помочь Лине. А что, если все было с точностью до наоборот? Судьба хотела свести ее с матерью и выбрала в посредники Лину? Мысль была интересной, но очень сложной, и, следуя принципу героини известного романа, Кристина решила отложить ее на завтра. А еще лучше – до более подходящего периода.

Тем более что ее печальная задумчивость была неправильно понята матерью.

– Кристина, девочка моя, не знаю, как ты оказалась в Австралии, но я очень рада, что мы с тобой встретились. Ты не представляешь, как часто я думала о тебе. Наша последняя встреча… Там, в России… – глаза ее наполнились слезами.

– Мама, ты прости меня. Я вела себя как самая настоящая свинья, – Кристина положила руку на пальцы матери, по-прежнему сжимающие ее кисть.

– Нет, нет, это я! – Мать резко мотнула головой, из-за чего с трудом удерживаемые слезы сорвались с места и потекли по щекам. – Я должна была забрать тебя. Но Оливер… Ты же видишь, какой он… Он родился больным. Все считали, что он умрет. И он бы умер, если бы я оставила его хоть на день. И потом, у нас не было денег. Все уходили на лекарства. Я очень виновата перед тобой, девочка моя.

Кристина почувствовала, что тоже плачет. А следом за ней – не оставаться же в стороне – заплакала Леночка.

В таком состоянии и обнаружил их Оливер. Его мрачный вид разбудил в душе Кристины тревожные мысли.

– Что с Тимуром? – спросила она, кулаком вытирая слезы.

– В порядке. Спит. – Немногословность Оливера противоречила смыслу сказанных им фраз и не успокоила Кристину. Даже наоборот, ее волнение усилилось.

– Я не верю! – закричала она, и крик отозвался резкой болью в голове.

Пальцы матери сильнее сжали ее руку.

– Не надо кричать, – сказал Оливер и, резко развернувшись, вышел из палаты.

Такое поведение новоявленного братца вызвало у Кристины настоящую панику.

– Мама, ну почему он так ведет себя? Он знает, кто я?… Может, ему это не нравится?

Ответ последовал практически мгновенно. Оливер вернулся, толкая перед собой кресло-каталку.

– Сможешь подняться? – спросил он и, дождавшись ответного кивка, помог Кристине пересесть в средство передвижения.

– Я бы и ногами дошла, – попробовала показать, кто из них старший, Кристина.

– Врач я, – ответил Оливер, – и мне виднее.

Колеса каталки зашуршали по больничному полу. Они пересекли большой и многолюдный холл, свернули в светлый коридор с ослепительно белыми стенами и оказались в большой палате без окон, напичканной кучей всевозможной аппаратуры. И среди этого технического изобилия, на кровати, казалось, позаимствованной с орбитальной космической станции, лежал Тимур с перевязанной головой и несчастным выражением на бледном лице. Впрочем, несчастным оно было до того, как он узнал своих посетителей:

– Приветствую! – сказал он и улыбнулся. Тут же слегка поморщился, но улыбаться не перестал.

Слово послужило толчком для Кристининых слез. Казалось, они закончились еще в палате, а тут хлынули с новой силой. Только сейчас она поняла, как важен для нее этот на вид самый обыкновенный, к тому же скупой на эмоции человек.

Не дожидаясь помощи Оливера, Кристина вцепилась в колеса и быстренько «подрулила» к космической кровати.

– Тимур, как же ты меня напугал. Тимур… Тимур… – казалось, все слова исчезли, кроме этого самого «Тимур». Вставать с кресла она побоялась – не хватало еще растянуться посреди комнаты, – подъехала ближе и зарылась заплаканным лицом в бок Тимура.

Сзади раздалось тактичное покашливание:

– Если вы не против, я вас ненадолго оставлю.

Разумеется, они были не против – ведь им так о многом нужно было друг другу рассказать.

* * *

Покидая неожиданно обретенную сестру, Оливер руководствовался не только соображениями деликатности. На его голову одновременно свалились несколько проблем, которые нужно было решать, причем незамедлительно.

Первопричиной всему была смерть Арнольда Эдгертона. За годы работы в госпитале Оливер так и не научился не прикипать душой к своим пациентам. Умом он понимал, что в его профессии нужно быть немножко сволочью, иначе надолго не хватит. Но это только умом. Настроенной на другой лад душе было тяжело принять уход Эдгертона. Результаты вскрытия еще не пришли, но Оливер был уверен: его вины нет. И все-таки чувствовал себя виноватым.

Многократно усиливало это чувство исчезновение Лины. Это она обнаружила, что муж умер. К утру о девушке благополучно забыли и вспомнили ближе к обеду, когда приехавший на работу Оливер обнаружил Леночку спящей рядом с Кристиной. Он отлично помнил, что просил Анну Ридли отправить девочку в неврологическое отделение. Сейчас Анна была дома – отдыхала после ночной смены. Беспокоить ее, чтобы узнать, почему она не выполнила распоряжение, Оливер не собирался. Сам виноват – плохо объяснил. Да и поинтересоваться, все ли в порядке во вверенном ему отделении, он вполне мог. Но не поинтересовался. И теперь корил себя за это. Если бы Леночка была с Линой, та наверняка не ушла бы. Хотя кто их знает, этих русских женщин.

И, казалось бы, до волонтера, находящегося в госпитале на птичьих правах, никому не должно быть дела. Но это не соответствовало действительности. Вторая пациентка палаты коматозных больных, миссис Пенелопа Гриффин, не обнаружив утром ухаживающей за ней девушки, сначала тихо роптала, потом добавила децибелов. Появившегося Коллинза пациентка огорошила ультиматумом: или он срочно возвращает Лину, или она подает в суд.

Судебным разбирательством пригрозили и дети Эдгертона, которых в соответствии с больничным протоколом Дороти оповестила о смерти родителя. Понимая, что двух исков на одного врача Боливар в лице администрации госпиталя Святого Георга не вынесет, Оливер решил срочно заняться поисками Лины. Благо времени для этого у него имелось предостаточно. Согласно все тому же протоколу, до выяснения причин, повлекших за собой смерть Арнольда Эдгертона, он был отстранен от работы.

Памятуя, как однажды встретил плачущую Лину на лестнице, он оббежал все этажи, заглянул во все закоулки. Посетил чердак, подвал, прачечную, кухню, аптеку. Мысль о том, что не знающая языка женщина могла покинуть территорию госпиталя, поначалу отвергнутая им как маловероятная, постепенно все сильнее укоренялась в сознании.