Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но куда она могла пойти? Этот вопрос он задал Живке.
– Так аспиды ее уволокли, – пожав плечами, сказала медсестра и широко перекрестилась.
Английский Живки был далек от совершенства, и упоминание об аспидах вкупе с крестным знамением направило мысли Оливера в сторону религии. А ведь действительно, Лина вполне могла отправиться в капеллу, находящуюся на территории госпиталя. Хотя, может, она отправилась искать православную церковь?
Он уже собрался задать этот вопрос Живке, как она пояснила, что под аспидами подразумевается семья Железного Арни.
– Дочка Арни уж очень шумела. Момиче наша взяла ее за руку и повела к лифту. А брат за ними пошел.
– А потом?
– Так это все. Уехали втроем. Момиче еще не возвращалась. Да вы не беспокойтесь. Она обязательно вернется. Знает, что миссис Гриффин без нее с ума сойдет.
Но слова эти Оливера не успокоили. И даже наоборот. В голове – один страшнее другого – рисовались сценарии развития событий. И центром этих сценариев были дети Эдгертона – Мэрион Хайнс, действительно похожая на аспида – змею, ядовитую и стремительную, и Лайонел Эдгертон, напоминавший удава, сонно переваривающего живого кролика.
Спустившись в приемное отделение, Оливер попросил дежурную медсестру найти адрес Эдгертона.
– Вот вы где! – раздался у него за спиной женский голос.
Такой жуткий акцент мог принадлежать только одному человеку – Кристине Светловой. Он еще не мог даже в мыслях назвать ее сестрой. Сестра… Надо же! Просто «Люк-я-твой-отец» какой-то. (Безоговорочным фанатом «Звездных войн» Оливер не был, но этот эпизод смотрел целых два раза.)
– Меня выгнали из палаты Тимура. Пришел врач и сказал…
– Правильно сказал, – Оливер взял у медсестры листок с адресом и обернулся. Кристина по-прежнему сидела в кресле-каталке, но на больного, озадаченного своим состоянием, явно была не похожа. – Это же реанимация. Там не место посторонним.
– Посторонним? То есть, если я правильно поняла ваш английский, это вы его послали, чтобы он меня выгнал? – уточнила Кристина.
Оливеру захотелось ответить что-нибудь в подобном роде, но он вдруг заметил, что собеседница чуть не плачет. Поджатые губы кривятся и дрожат, а глаза изучают потолок, пытаясь, таким образом, загнать обратно слезы.
– Не нужно расстраиваться. Вот увидите, он отдохнет немножко, и вы сможете пообщаться. Вам тоже нужно отдохнуть. Давайте я помогу вам добраться до палаты.
Оливер потянулся к ручке каталки, но Кристина вскочила на ноги так резко, что он отпрянул от неожиданности.
– К черту отдых! Не собираюсь потакать вашему горячему желанию сделать из меня инвалида!
Из обрушившегося на него потока слов он уловил только «желание» и «инвалид». «Наверное, настаивает, чтобы я отвел ее в реанимацию, к другу», – решил он.
– Вам не стоит делать таких резких движений, – он указал рукой на каталку.
– Идиот, – буркнула под нос Кристина.
«Идиота» Оливер понял, но не обиделся – он привык к общению с больными и знал, что зачастую их поступками и словами управляет не разум, а чувства – панический страх, тревога. Еще раз указал на каталку, и этот молчаливый жест был таким красноречивым, что Кристина подчинилась.
В палате они застали мать, листающую какой-то потрепанный журнал, и дремлющую на кровати Леночку.
Едва увидев Кристину, девочка вскинулась с кровати и завопила:
– Тетя Кристина, где моя мама?!
– А действительно, где Лина? – спросила Кристина у матери, вставая с каталки.
Мать покачала головой, и три пары глаз в ожидании ответа уставились на Оливера.
– Все в порядке, она скоро будет, – сказал он с непроницаемым выражением лица и спросил у матери: – Хочешь, я вызову такси? Девочке будет удобнее в домашней обстановке.
– А мама? Как меня найдет мама? – захныкал ребенок. – Отведите меня к маме.
– А как Кристина? – поинтересовалась мать. – Ей можно ехать?
«Даже нужно!» – хотел сказать Оливер, но лишь утвердительно кивнул.
– Я никуда не поеду! – безапелляционным тоном заявила Кристина.
– Это палата отделения «Скорой помощи». Мы используем ее не по назначению.
– Так переведите нас в другую. Если нужно, я могу заплатить. В конце концов, я могу посидеть в холле. Ну не могу я бросить Тимура одного! – С каждым словом приказной тон сменялся на просящий, а в последней фразе звучала неприкрытая мольба.
Кристина повернулась к матери, ища у нее поддержки.
– Скажи ему, мама! – произнесла она по-русски.
– Давайте я увезу ребенка, – сказала мать, – а вы тут сами разбирайтесь.
Этот вариант устроил всех, кроме разве что Леночки.
– А мама? – всхлипнула она, поднимая с пола рюкзак и натягивая его на плечи.
* * *
В зоне ожидания на первом этаже Кристине удалось довольно сносно устроиться на синем кожаном диванчике с белоснежными накидками на спинке и подлокотниках. Через пару минут сидения появилась медсестра с подушкой и пледом и помогла ей устроиться удобнее. Под пропахшим лекарствами пледом Кристина погрузилась в дремотное состояние, из которого ее вывел аромат кофе. Открыв глаза, она обнаружила Оливера с дымящимся бумажным стаканчиком и симпатичной фарфоровой тарелочкой, на которой лежал довольно солидный кусок пирога с зеленой начинкой.
Кристина взяла кофе и села, освобождая на диване место для доктора. Он устало опустился рядом. Сгорбился. Серая кожа, уставшее лицо, синяки под глазами, выражение плохо скрываемой тревоги – таким доктора Коллинза она еще не видела.
– Что-то случилось? – спросила она. – С Тимуром?
– Это пирог с брокколи, поешь, – сказал он устало. – С Тимуром все в порядке. Я только что заходил. Все показатели в норме. Я отъеду на некоторое время.
Закрой Кристина глаза, она бы безоговорочно поверила этим словам, но выражение лица доктора противоречило смыслу сказанного.
– Я не верю. Вы врете! Ты врешь мне! – прошептала она, глядя на жирно-зеленые внутренности пирога. От запаха пищи сильно мутило. Даже приставь Оливер к ее виску пистолет, она не стала бы это есть.
– У меня сейчас нет времени, я попрошу дежурную медсестру…
– Что случилось? Неужели так трудно сказать правду?
– Но это правда.
– Что-то произошло с другим пациентом?
– Да. Я пошел, – Оливер встал, но Кристина ухватила его за полу синей форменной куртки, едва не расплескав кофе.
– Врачебная тайна? Ладно, можешь не говорить. Скажи только, где Лина?
Щека его дернулась словно от удара током, и Кристина поняла, что попала в точку.